Я пожала плечами.
На мне были облегающие джинсы-клеш, прозрачная белая туника, расшитая по линии выреза переливающимся металлическим бисером, и высокие клиновидные каблуки, какие носят разбитные старшеклассницы. В то время как Никки превращалась в меня, я быстро становилась похожей на Никки.
Его улыбка стала шире, сердце у меня при этом затрепетало (на самом деле), и он кивнул.
– Тебе следует почаще носить джинсы. Ты чертовски сексуально в них выглядишь.
Есть множество комплиментов, которые я привыкла слышать. «Ты изумительно красива». «Твоя улыбка освещает все вокруг». «Твой жемчуг безупречен». Но «Ты чертовски сексуальна» – не из них. Пусть он был новым и даже приятным, тем не менее я почувствовала себя неловко.
– Ну, да...
Он снова ухмыльнулся:
– Ты любишь так отвечать, да?
– Ну, да... то есть, да... ну...
Он лишь усмехнулся, откинул назад волосы и дал мне передышку:
– Итак, чем я обязан твоему визиту?
«Займись со мной сексом прямо сейчас». Шутка. На самом деле мне не пришло это в голову – по крайней мере, в тот момент.
– Я пришла обсудить выставку.
– Ах, выставку? – Похоже, он не поверил.
– Конечно. Ну, возможно не только, хотя мне действительно нужно посмотреть твои работы, чтобы решить, какие из них выставить.
Он засунул руки в карманы джинсов и секунду внимательно смотрел на меня.
– Если ты пришла не только за этим, то в чем же другая причина?
В благовоспитанном обществе не часто удается попрактиковаться в ответах на прямые вопросы, потому что воспитанные люди их не задают. И хотя за последнее время я получила больше практики, чем за всю предыдущую жизнь, у меня это еще не очень получалось. Я молча смотрела на него.
Его усмешка стала еще более ироничной, а в голосе появились дразнящие нотки.
– Признайся. Ты здесь потому, что не можешь передо мной устоять.
От неожиданности я раскрыла рот.
Художник снова усмехнулся, затем протянул руку и коснулся кончиками своих сильных пальцев моего подбородка, нажимая вверх и закрывая мне рот.
– Не волнуйся. Я сохраню твою тайну.
Я едва не задохнулась:
– Это смешно. Или нет. У меня был плохой день, и я не хотела оставаться дома.
Так было лучше.
Он громко рассмеялся, чувствуя себя хозяином в своем грубо отесанном мире, с высокими потолками и без всяких условностей.
– Я сражен, – сказал он. – Но – хорошая новость – ты пришла по адресу. У меня есть идеальное средство от плохого дня.
С уверенностью человека, привыкшего поступать по-своему, он взял меня за руку и потащил на кухню. Да-да, на кухню. Но какие могли быть претензии, когда я явилась в такой одежде, да еще без приглашения.
Едва войдя, я почувствовала запах еды. За большим столом сидели восемь человек, они пили вино, болтали и смеялись. Я поняла, что все собрались всего лишь поужинать. Никаких признаков оргии. (Временно плохой девочке оставалось только на это надеяться.)
Насколько я понимала, гости Сойера собрались ради обычной трапезы. Хотя в итоге она оказалась совсем не обычной... и полной противоположностью той, которую устроили у себя Говард и Никки неделю назад.
Меня представили (если это можно так назвать) разношерстной компании как Фреди. Просто Фреди.
Двое из гостей не расслышали, как меня зовут, и начали говорить что-то, но Сойер их оборвал.
– Это Маркус, – продолжил он.
Маркус оказался высоким элегантным мужчиной, одетым в старомодный черный костюм, белую рубашку и узкий черный галстук. На спинке его стула висела шляпа-котелок, а обе руки он сомкнул на набалдашнике богато украшенной трости.
– Он уверяет, будто он профессор, – сказал Сойер заговорщическим шепотом, – но мы подозреваем, что он актер, придерживающийся системы Станиславского и пытающийся вжиться в роль. Или же он попросту не умеет одеваться.
Компания засмеялась, отпустив несколько весьма нелестных шуточек в адрес Маркуса.
Следующим был Хилл, помешанный на компьютерах, разрабатывающий системы компьютерной безопасности, бум на которые начался в девяностые годы.
