не находишь? Я не удивлена, что ты обратила на него внимание. Но должна предостеречь тебя, Лелистра, он холоден, словно снег. Холоден, словно… — Она принялась подыскивать еще более криогенное существительное.
— Словно очень холодный снег, — услужливо предложила я.
— Ну, мм… да. Холоднейший из холодного снега. Все мы отчасти сходим по нему с ума, и две мои дочери им увлечены, но он всего лишь неизменно любезен. Но с другой стороны, Ангел ведь сопровождает кинозвезд. Вечно нарасхват. Он прибыл лишь час назад.
— Вот как!
— Ему самому столько раз предлагали роли…
— Но он всякий раз холодно и любезно отказывался, — закончила я.
Я постаралась, чтобы в моем голосе не было ни капли раздражения. Разумеется, он не стал бы сниматься ни в каком фильме. Стоило лишь взглянуть на него, чтобы понять: рассвет ни за что не застанет его бодрствующим, а палящее солнце — вне укрытия.
Он был Вампиром.
Потом кто-то окликнул Ариадну, и она уплыла прочь по морю людей, танцующих польку.
Ангелу — что за воодушевляющее имя! — могло быть сколько угодно лет, от двадцати до шестисот. Или даже больше, но выглядел он примерно на двадцать два. Его волосы были черны, словно он искупал их в ночи, царившей за стенами дома, а глаза еще чернее. Он был бледен, даже бледнее меня, но без помощи каких-либо косметических средств. Лицо его выглядело привлекательным — нет, прекрасным — и жестоким. Такую маску он, очевидно, носил, чтобы заставить нас держаться поодаль, а в тех, кто решится приблизиться, вдохнуть робость и почтение на все то время, пока он выбирает себе жертву на эту ночь, а может, и на все выходные. Едва ли больше, поскольку вполне очевидно, что он никого еще не убил, полностью выпив кровь. Он мог заставить своих подружек молчать или попросту забыть о случившемся, но, разумеется, если бы ни одна из них не вернулась домой, это не прошло бы незамеченным. Надетый на нем затейливый костюм мог бы принадлежать европейскому дворянину восемнадцатого века — весь черный, вышитый, высокие черные сапоги сияют узором из стальных перьев, а камзол — пышными кружевными манжетами чистейшей снежной белизны, вероятно подобранными сообразно его манере держаться.
Ошибки быть не могло!
Я подумала, что мне следовало знать о его присутствии, меня должны были предупредить. Возможно, я даже слишком разволновалась из-за того, что мне никто ничего не сказал. Но несмотря на негодование, я все же решила задержаться. А что, если остальные попросту ни о чем не догадываются? Казалось, они считали, что он привлекает повышенное внимание всего лишь за счет своей внешности. А ведь даже если собрать его волосы в хвост, а на него надеть джинсы и бейсболку, прославляющую «Стрелы Чакатти», — можно ведь предположить, что время от времени, пусть и исключительно после заката, его замечают в повседневной одежде, — все равно он будет выделяться в толпе, словно орел на голубятне.
Я не стыжусь того, что сделала дальше, — это было мое право и мой долг. Пусть все остальные слепы, но только не я! О нет, я ничуть не похожа на доблестного охотника на вампиров. Простите, если вы надеялись, что сюжет будет развиваться в этом направлении. Я всего лишь любопытная восемнадцатилетняя женщина, которая порой — ладно, зачастую (спасибо тебе, папа) — берет на себя многовато и ненавидит проигрывать, если уж приняла вызов. Так что, ну… Читатель, я последовала за ним.
Позади на скользкой как лед танцплощадке тысяча ног топала, подпрыгивала и спотыкалась, оркестр играл, канделябры сияли.
А я кралась, словно пантера — ну хорошо, белая пантера, — сквозь толпу, шпионя за нечестивым господином Ангелом, чьей фамилии, похоже, не знал никто — я расспрашивала о нем то здесь, то там.
Поначалу он танцевал вальс с оцепеневшей девицей, едва не падавшей в обморок. Правда, она совершенно пришла в себя после того, как он оставил ее ради другой. В течение этого вечера я еще неоднократно натыкалась на расстроенных барышень, кипящих от злости, или вздыхающих, или даже рыдающих — или строящих планы, как заманить его обратно.
За десять танцев он показал себя довольно разборчивым кавалером, сменив около десятка партнерш. Пусть эти девицы ни о чем не догадывались, но все же им повезло, раз не они оказались избраны им для ночного пиршества.
Я отметила, что танцует он просто потрясающе. Мимоходом задумалась, окажется ли он столь же хорош в клубе, и решила, что да, поскольку весь род вампиров просто обречен сохранять изящество в любых обстоятельствах. Это их неотъемлемое свойство.
Он так и не сумел обнаружить мою слежку — я позаботилась об этом. Я уже говорила, что мне хорошо удается создать иллюзию моего присутствия там, где меня на самом деле нет, — и наоборот. Но время от времени он оглядывался, и порой на долю секунды казалось, что он слегка обеспокоен. Он был Вампиром и чувствовал, что кто-то идет по его следу. Но также я видела, что на самом деле он не верит в такую возможность. Его бросающееся в глаза сходство с типичным кровососом служило отличной маскировкой. Он походил на актера в роли исчадия ночи и хотел убедить всех, что так оно и есть. Настоящий вампир остриг бы волосы, оделся в лохмотья и держался в тени.
И так продолжалось около двух часов — он сверкал в центре сцены, я незаметно преследовала его.
А затем он нашел ее.
Я была ошеломлена, но ненадолго. Она великолепно выглядела и бросалась в глаза — безупречно одетая, накрашенная, в ореоле сияющих золотых волос. Идеальный выбор. Она полагала себя звездой вечера и убедила в том же многих окружающих. Так что мало кто усомнится в том, что он тоже так решил.
Под обстрелом уже примерно семидесяти с лишним растерянных и ревнивых взглядов он непринужденно увлек жертву прочь с танцевальной площадки, и вскоре они истаяли на очередном пролете скользких лестниц, ведущих вниз и наружу, за бархатным занавесом ночи.
Выслеживать их дальше в моем блестящем и мерцающем наряде оказалось куда труднее, поскольку темнота остается темнотой, даже если над озером восходит месяц. Но все же и здесь мне удавалось прятаться. У меня был к этому врожденный талант, но Энтони научил меня притворяться бликом лунного света в зарослях кустов, белой ланью, метнувшейся от дерева к дереву, — да попросту обманом зрения. И сейчас все эти навыки мне очень пригодились.
Эти двое оказались довольно-таки неоригинальны в выборе места для отдыха. Но если в вашем распоряжении находится огромное озеро, похожее на полированный серебряный поднос, а со всех сторон окружает темнота, вам неминуемо придется устроиться где-то на их границе. А это, по-видимому, подразумевает, что Вампир Ангел — романтическая натура. Должно быть, избранная легенда впечатляла и его самого.
Некоторое время я наблюдала за парочкой, сидящей на скамье у кромки воды. Они беседовали: он говорил тихо, но она обладала голоском высоким и пронзительным, так что до меня время от времени долетало что-то вроде: «Ух ты!» или «И что ты тогда сделал?» Его слова я тоже могла разобрать — у меня отличный слух, — но все это напоминало диалог из фильма — очень приличного и высокоморального. Он рассказывал ей о своей суровой жизни, о романе, который он хотел бы написать, и время от времени цитировал стихи Байрона или Китса. Большинство парней поступает примерно так, но получается у них довольно жалко, в то время как в его устах весь этот романтический бред производил впечатление, не переставая, однако, быть всего лишь спектаклем для дурочки. Он исполнял роль Вампира в пьесе, которую сам же и написал, не без таланта, надо признать. Я гадала, не простирается ли его увлечение своей ролью до того, что он днем спит в гробу — уютном, комфортном, с хрустальным бокалом питьевой воды под рукой…
А затем — довольно неожиданно, поскольку я почему-то не сумела предсказать, когда именно это произойдет, хотя и знала, что это неизбежно, — он склонился к ней.
«Она что, и правда настолько тупа и полагает, что это окажется всего лишь поцелуем?» — подумала я.
Разумеется, сама идея вампиров очень романтична. Но только до тех пор, пока вы не задумаетесь о
