устранить реформами: почитание Бога было в забросе; церкви находились в руках сводников и любимцев; женские монастыри были вертепами разврата; судом руководили ненависть или лицемерие; место утраченного благочестия заняло суеверие; священство продавалось и покупалось; доходы Церкви шли исключительно на грязный разврат, и пример священников отвращал народ от религии.
Одна из сожженных в Тироле в 1506 г. колдуний приписывает развитие ереси священникам- сластолюбцам и пьяницам, которые не в состоянии исповедовать кающихся и крестить как следует детей.
Инквизиция своими методами ввела единство веры; пока человек оставался верным католической Церкви, преступления и грехи были важны постольку, поскольку являлись источником доходов для торговцев отпущениями прегрешений. Единственное существенное значение имела только чистота веры; чистота же нравственная была второстепенною мелочью. Это представление вполне отделяло религию от нравственности.
Это было прямым результатом системы преследования, воплощенной инквизицией. Безжалостно, во имя Христа, уничтожали еретиков, которых признавали за образец добродетели, между тем как, опять-таки во имя Христа, верные католики могли за несколько грошей купить отпущение самых позорных преступлений. Мейер в своих «Фландрских анналах» 1379 г. говорит, что распространены были повсюду клятвопреступление, богохульство, прелюбодеяние, ненависть, ссоры, раздоры, убийства, грабежи, разбои, воровство, игры, распутство, разврат, корыстолюбие, притеснение бедных, хищения, пьянство и другие пороки; в области Гента в течение десяти месяцев было не менее тысячи четырехсот убитых в публичных домах, игорных притонах и в кабаках.
В начале XV в. монах-летописец из Сен-Дени говорит об общей испорченности всего народа: половые сношения были или кровосмешением, или безобразным удовольствием; торговля была один обман и мошенничество; обычный разговор был полон сплошного богохульства. Современник описывает Италию в начале XV в.: «В эту эпоху Италия погрязла в пороках и разврате. В Церкви не было никакого благочестия, в обществе мирян, не было ни веры, ни набожности, ни стыда, ни нравственных начал; всякий проклинал своего ближнего; партии гвельфов и гибеллинов в своей братоубийственной вражде заливали улицы городов кровью; улицы кишели разбойниками; моря- пиратами; родители с радостью убивали своих детей, если последние принадлежали к враждебной партии; мир полон был волшебства и чар; церкви были пусты, игорные дома были набиты битком…»
Эней Сильвий писал в 1453 г.: «Присматриваясь к поступкам князей и прелатов, я убеждаюсь, что все они развратны, что все они недостойны своего звания. Нет ни одного, который бы вел себя хорошо; нет ни одного, кто был бы благочестив или чистосердечен. Никто на земле не знает Бога! Вы христиане по имени и язычники по делам! Ненависть и ложь, убийство, воровство и прелюбодеяние распространились среди вас, и вы не устаете проливать кровь. У вас нет никакого стыда, ибо вы грешите так открыто и так бесстыдно, что кажется, что вы любуетесь своими грехами».
Таковы были результаты теократии, основанной Гильдебрандом, думавшим восстановить таким путем царство Христа на земле. При господстве инквизиции вера сделалась предметом первой важности, нравственность же была сведена к второстепенной роли. Божеский закон, на котором, по уверению Церкви, она была основана, был заменен человеческим правосудием, предоставленным тем, кому выгодны были злоупотребления.
Церковь теоретически продолжала быть самодержавной; тем не менее уже не было неоспоримой веры в наместника Бога, а стремления христианского мира делались более живыми по мере того, как их сильней давили. Изобретение книгопечатания распространило широко знания; образовался круг читателей; теперь можно было найти новый доступ к людям и научить их при помощи других методов, чем проповедь и духовная беседа, бывшие прежде монополией Церкви. Просвещение не было уже уделом одного духовенства. Возрождение наук распространяло среди людей жажду знания и дух критики и исследования, которые незаметно подкапывались под традиционные права Церкви на почитание и повиновение.
Хотя католичество в Германии было настолько совершенно, что инквизиция всегда была там слаба и плохо организована, эта именно страна сделалась центром восстания. Лютер явился в то время, когда общество жаждало реформ. Схоластически прения, поднятые им по вопросу о праве ключей, показались сначала столь неважными, что на них не стоило обращать внимания; когда спор принял более широкие размеры, то не оказалось под руками средств для немедленного подавления его; раньше, чем Церковь мобилизовала свои силы, народ уже примкнул к делу Лютера.
Изучение безумий и преступлений наших предков открыло перед нами драму почти беспрерывного ужаса. Мы видели, как плохо вдохновленная человеческая воля, бродившая ощупью в потемках и побуждаемая самыми похвальными стремлениями, стала причиной бедствия и отчаяния, думая, что она служит Богу; мы видели, как честолюбивые и бессовестные люди сыграли на добрых инстинктах своих ближних, чтобы удовлетворить свою жажду к деньгам и к господству. Однако если хорошо вникнуть, то этот очерк дает нам надежду и ободряет нас. В интересах современного общества, когда ищут немедленного излечения от множества зол, гнетущих человечество, когда нетерпеливые умы горят желанием ниспровергнуть социальное здание в надежде создать новую организацию, в которой будет неизвестно неизбежное зло, полезно бросить при случае взгляд назад, на страсти и страдания прошлых поколений, и оценить по достоинству уже осуществившийся прогресс.
Эволюция человечества идет медленно и непоступательно; для наблюдающего ее в отдельную данную минуту она кажется неподвижной или даже двигающейся назад, и только сравнивая между собой эпохи, разделенные долгими промежутками времени, мы можем судить о том, как много пройдено нами. Исторический очерк прошлого показывает нам, как лишь несколько столетий тому назад безвозмездное причинение бедствий казалось самою священною обязанностью человека. Мы видели, что применение духовных или светских законов было злом и несправедливостью; мы видели, как низко стоял нравственный уровень, как низко было умственное состояние народов христианского мира. Мы видели, что Века Веры, на которые мечтатели-романтики бросают взгляд сожаления, были Веками Насилия и Коварства, что зло казалось там полновластным владыкой и оправдывало общее недавно возобновленное мнение о том, что началось уже царство Антихриста. Как ни несовершенны современные человеческие учреждения, но сравнение с прошлым показывает, как велик был прогресс; тот факт, что этот прогресс является делом почти двух последних столетий, что движение вперед с каждым днем идет все быстрее, может ободрить и подкрепить социолога. Прогресс основан на принципах, которые сделают будущность человечества совершенно непохожей на его прошедшее, если мы предоставим им естественное и здоровое развитие. Самую страшную опасность для современного общества представляют те нетерпеливые теоретики, которые хотят одним ударом перестроить мир вместо того, чтобы помогать добру в его борьбе со злом, надеясь на вечные законы. Если бы они могли убедиться в различии между столь быстро полученным прогрессом и постоянной эволюцией этого прогресса, то они, возможно, умерили бы свой пыл и направили бы свою энергию на дело мудрого строительства, а не на бесплодное разрушение.
Несколько слов будет достаточно, чтобы подвести итог деятельности средневековой инквизиции. Инквизиция ввела в суды систему, извратившую уголовное право во всех странах, подпавших ее влиянию. Она доставила Св. Престолу могущественное оружие для его политики; она внушила светским монархам желание подражать ей; она опозорила религию, предоставив в услужение ей самые гнусные вожделения; она породила болезненное возбуждение против отступлений от учений Церкви настолько, что самое незначительное разногласие считалось способным вызвать безумие и возмутить всю Европу. Энергичная только в деле зла, инквизиция, когда ей представилась возможность воспользоваться своим могуществом на защиту добра, дала понять народу, что единственными грехами, заслуживающими наказания, были посещение шабаша и неверие в непогрешимость Церкви. Таким образом, суд беспристрастной истории должен гласить так: инквизиция, это чудовищное порождение ложного рвения, служа эгоистичной алчности и жажде власти, была направлена на подавление самых высоких стремлений человечества и на возбуждение самых низких его инстинктов.
