Никто не шелохнулся.
Потом вперед выступил Эбад. Он ухватился за сундук могучими руками, дернул — и проржавевшие петли треснули.
— Во имя Молли Фейт, — сказал Эбад так тихо, что его не услышал никто, кроме мертвецов. — Королевы женщин. Моей единственной любви…
И откинул крышку.
С волнением, более глубоким, чем выкопанная ими яма, все собравшиеся — актеры, пираты, люди — заглянули внутрь пиратского сундука и застыли, окаменев.
Первым ожил Уолтер. Он взвыл, и слова, им выкрикнутые, несомненно, были теми же самыми, что — неслышно — рвались из уст каждого из них.
— Да здесь только старые бумаги!
По сверткам и рулонам бумаги пробегали полосатые, как зебра, тени от колышущейся травы. Солнце опустилось еще ниже. Неужели они стоят вот так уже
— Жизнь, она всегда так. Сколько ни бейся…
— Фортуне на нас наплевать.
— Ох, напрасно я сюда притащился…
— Я гневаюсь на небеса! Я в ярости на судьбу! Нет, правда. Я серьезно.
— Погодите! — Но голос Артии не возымел обычного воздействия.
Черный Хват молотил кулаками по скале. Катберт вел беседу с отсутствующей женой.
Даже Эбад отошел в сторону.
Артия решила не обращать внимания на театральные страдания своих людей. Она подошла к сундуку, встала на колени и вытащила пригоршню свитков.
Бумаги помялись и выцвели, по краям чуть-чуть заплесневели — но не сильно, потому что были тщательно провощены. Она развернула их, вынесла из тени, разложила на солнце.
Команда искоса поглядывала на нее:
— Опять дурью мается…
— Рехнулась, как шейксперовская героиня. Так я и знал.
— Да тут кто угодно рехнется…
И всё-таки, как только Артия закричала на них своим хорошо поставленным сценическим голосом, который обычно берегла для распоряжений на палубе корабля, они остановились и обернулись.
— Джентльмены, вы слишком быстро сдались. В этом сундуке и вправду нет
— Верно подмечено!
— Но зато здесь лежит сотня с лишним карт. Это не просто старые бумаги, джентльмены. Это карты!
Пираты столпилась вокруг сундука, бросились на землю, принялись выгребать карты, снова вскочили, запрыгали по траве. Свин резвился вокруг, всё еще сжимая в зубах гигантскую кость.
Планкветт вспорхнул Артии на плечо.
— Здравствуй, Планкветт. Ах ты, умная старая птица.
— Попка молодец, — подтвердил Планкветт.
Остальные одиннадцать попугаев куда-то исчезли. Должно быть, их спугнули радостные вопли и безумный смех команды «Незваного гостя».
— Здесь сказано — миллион пресноводных жемчужин и семь золотых сервизов, когда-то принадлежавших франкоспанской королевской семье.
— А тут написано — сокровища трех индейских раджей.
— А тут, в Африкании — ограненные бриллианты на сумму в два миллиона ангелийских гиней!
— Некоторые карты на иностранных языках.
— Ничего, разберемся!
Ветер над вершиной обрыва крепчал. Голос у него был жестокий, ледяной, но никто не обращал на него внимания.
Артия, стоявшая с Планкветтом на плече, первая заметила нежданных гостей.
Они шли сквозь густую траву, ища нужное место не по карте — она им была не нужны. К сундуку их привели радостные вопли пиратов.
— А, мистер Соленый. И мистер Феникс. Мне казалось, вам обоим положено быть на корабле. Кроме того, мистер Феникс, разве вас не привязали в трюме? И как вы вообще отыскали дорогу?
Они стояли, глядя на нее, глядя на ошалевших от счастья пиратов. Питер нервно переминался с ноги на ногу. С лицом, холодным, как лед, Феликс произнес:
— Найти дорогу было нетрудно. Склон обрыва будто вытоптало стадо диких антилоп, плющ вырван с корнем, а дверь в скале распахнута настежь и подперта четырьмя лопатами. Даже лампу на верхушке лестницы вы любезно оставили гореть, чтобы нам было легче подниматься.
— Вы даже не удосужились задвинуть крышку люка, — поддакнул Питер.
— Итак, вы здесь, — сказала Артия. — Питер, ты глупец. А вы, мистер Феникс, негодяй, впрочем, я это уже давно поняла. — Она подозвала Эбада, и он тотчас же подошел. Артия заметила, что ее первый помощник предается радости далеко не так бурно, как остальные пираты. — Мистер Вумс, получается, что наш корабль остался без присмотра на волнах переменчивого моря. Собирайте людей. Надо немедленно возвращаться!
Сундук был тяжел. Поднять его смогли только вчетвером — Эбад, Черный Хват, Вускери и Катберт.
Феликсу связали руки — по предложению Черного Хвата, с которым Артия на этот раз была полностью согласна.
Во главе с Артией они тронулись в обратный путь. Идти было тяжело, ноги вязли в щебенке. Кроме того, начала сказываться усталость. Победа отняла у людей последние силы.
В воздухе становилось всё холоднее, обжигающе ледяной ветер налетал яростными порывами. Ясное небо затянулось молочно-серыми тучами. Попугаи целыми стаями возвращались на утес, кружась в порывах урагана, как разноцветные осенние листья. Их пронзительные крики далеко разносились в колючем от ветра воздухе.
Когда они добрались до восемнадцати камней, освещение внезапно переменилось.
Небо над их головами стало зеленым.
— Надвигается буря, — решил Катберт.
Свин жалобно заскулил (однако постарался не выронить свою любимую косточку).
— Сколько можно?! Сюда прийти оказалось легче, чем вернуться, — проворчал Соленый Уолтер.
— А
— Дерево…
— Никакое это не дерево.
— Деревья не ходят, — озабоченно добавил Вускери. Это и вправду было что-то другое. Оно отделилось от куртины невысоких пальм и медленно двинулось в их сторону.
Было оно не высоко, не велико, очень темное и бесформенное — словно завернутое в какую-то ткань; позади на ветру развевался черный шлейф.
— Кто это?! Животное?
— Опять эти треклятые лемуры?
— Но они здесь не живут…
— Стоять! — скомандовала Артия. И остановилась сама.
Пираты последовали ее примеру.
Они стояли и смотрели на фигуру в черной вуали, которая, вытянув перед собой белую руку, словно пытаясь ухватить что-то в воздухе, двигалась к ним по траве, пригибаемой к земле штормовыми порывами
