Пиратика

Хоть он и приговорил ее к повешению, но напоследок не удержался и отпустил еще одно колкое замечание:

— Девушка, вас ждет смерть. И вы ее заслужили. Вы бесчестье своей страны и всего женского рода.

И она ответила ему в девяти словах — с безупречной дикцией опытной актрисы:

— А вы, сударь, бесчестье всего мира и рода человеческого.

Потом ее увели. Невзирая на дубинки судебных приставов, публика топала ногами и громко аплодировала.

* * *

Загремели ключи, дверь со скрипом отворилась. В камеру заглянуло носатое лицо тюремщика.

— О, госпожа Пиратика, препокорнейше прошу у вас разрешения войти.

— Входите, коли нужно.

Тюремщик вошел — точнее, просунул в дверь голову, плечи, одну руку и ступил одной ногой. Дальше заходить он ни разу не отважился, должно быть, опасаясь, что на него ринется коварная девушка-пиратка и ее ужасный попугай.

Артия холодно взглянула на него:

— Что вам нужно?

Планкветт, взгромоздившись на спинку шаткого стула, закудахтал по-петушиному.

— Препокорнейше хотел узнать, что госпожа желала бы получить на обед?

— Надо думать, то же, чем вы обычно меня потчуете. Черствый хлеб и недоваренную крысу…

— О! — воскликнул тюремщик. — Ну и шутница же вы!

Артия отвернулась. (Планкветт тоже — он закрыл глаза, сложил крылья и задремал.) Артия выглянула в крохотное, забранное частой решеткой окно своей камеры.

В Ангелию снова пришла зима. Артии же казалось, что зима эта так и не заканчивалась: как началась перед ее отъездом, так и тянулась все эти долгие месяцы, пока она странствовала по морям. Падал снег, тотчас же превращаясь в черную талую жижу. За окном между серыми облаками и серой землей лениво катил холодные серые воды Темис. Казалось, реке до смерти надоел и город Ландон, и его задворки, надоел до такой степени, что даже течь в полную силу ей не хочется. На галечном берегу под Олденгейтской тюрьмой, укрывшей черными тенями склизкие камни, располагалась знаменитая площадь для казней. Пиратам и разбойникам, таким, как Артия, отводилось на ней особое место, называемое Локсколдской виселицей.

Из окна Артии была видна только верхняя перекладина виселицы. Но и этого было более чем достаточно…

Поверила ли она наконец в это? Ей казалось, что да. И всё-таки виселица казалась ей ужасно далекой, ничуть не ближе, чем она виделась с палубы доставившего ее в Ангелию корабля.

Ей не разрешили оставить при себе ни единой монетки — капитан «Неуязвимого» (тот самый, который говорил на суде о ее добродетелях) дал ей золота на подкуп тюремщиков, — а это было единственным способом получить приличную еду и мало-мальские удобства. Однако ландонская полиция безжалостно вычистила карманы Артии.

Значит, о подкупе речи быть не могло. Очень жаль, потому что у нее созрел небольшой план…

Тюремщик в дверях переминался с ноги на ногу, не входя в камеру, но и не выходя из нее. Вдруг он сказал:

— В газетах только о вас и пишут. О вас и о вашей команде. Я принесу вам почитать, если хотите. Весь Ландон про вас читает. Неустрашимые актеры — вот как вас называют. Герои морей, совсем как Робина Гуд и его веселый народец. «Ландон таймс» даже зашифровала ваше имя в шараде. И все только и говорят о благородстве и мужестве Пиратики, бесстрашной и храброй. В суде был журналист, уж он вашу команду так хвалил, так хвалил! Говорит, они благородные пираты, первые в своем роде.

— Зачем вы мне всё это рассказываете?

— Ну… гм… понимаете ли… — загнусавил тюремщик. — У нас тут есть… гм… одна книга.

За окном показался большой корабль, идущий вниз по реке. Могучий, под наполовину убранными парусами, мачты — как колонны. Чтобы ускорить ход, его тянули на буксире три шлюпки. На веслах сидели матросы — совсем как в полосе штилей… В нежданных лучах зимнего солнца снасти блестели серебром, а палуба отливала золотом. Даже в серовато-белом свете тусклого дня судно сверкало, и вода вокруг него, пробужденная от спячки, рассыпалась искрами.

Артия не могла разобрать название корабля. Он ушел уже слишком далеко. Как и всё остальное в ее жизни…

Виселица под окном была гораздо ближе.

— Понимаете ли, эта книга…

— Какая еще книга? — нетерпеливо спросила она.

— Простите, я хотел бы спросить, не распишетесь ли вы в ней — вы ведь умеете писать, правда? Может, черкнете пару слов о том, как вам у нас жилось.

Не веря своим ушам, Артия даже забыла про корабль.

— Что?! — в ярости обернулась она к тюремщику.

— Госпожа, вы ведь теперь знамениты, — гнусавил тот. — В этом-то всё и дело. То есть, когда вас повесят — дня через три, я думаю, — ну, огромадная толпа придет посмотреть. Уже сейчас места занимают… билеты раскупают. Человек, может, тыща… или мильон. Увидеть, как вас вздернут. Заплатят и за вещички ваши тоже… например, вот за эту рыжую прядку с головы…

Рука Артии сжалась в увесистый кулак. Тюремщик это заметил и предусмотрительно отступил на шаг — теперь из двери высовывался только его длинный нос.

— Они заплатят и за то, чтобы в книгу заглянуть. Понимаете… богатеи всякие придут. Захотят и на вас посмотреть — ну хоть одним глазком…

Артия глубоко вздохнула.

— Если хотите от меня что-нибудь получить, так ведите себя полюбезнее.

— Я и так любезен… Куда уж любезнее… Даю вам самое лучшее…

— И это вы называете самым лучшим?

—  Гм… — Из-за двери снова появилось лицо, одна рука и одна нога. — Э-э-э… А что вам угодно?

— Здесь холодно, — сказала Артия. — Я хочу камеру с хорошим камином, для меня и моей команды. Хочу получать приличную еду, для меня и для них. Нам всем нужны чистые одеяла и простыни. И еще — снимайте цепи с моих людей на время обеда, иначе у них портится аппетит. И я хочу напоследок хотя бы один раз увидеться с ними. Попрощаться.

— Многого же вы хотите! Это будет вам дорого стоить.

— Нет. Я распишусь в вашей идиотской книге. Это и будет платой.

— Чертово пиратское отродье, — взвизгнул тюремщик, в праведном возмущении забыв о своем ужасе перед Артией. — Да ты и корки хлеба не заслуживаешь! Тебя и саму надо в цепи заковать, к стене приковать, а то, ишь, раскомандовалась! Камин ей подавай! Еду приличную! Одеяла! Где я тебе всё это возьму?!

— Где хотите.

Хлопнула дверь, в замочной скважине проскрежетал ключ. Даже сквозь толстые каменные стены Артия слышала, как тюремщик бредет по коридору, оглашая тюрьму возмущенными причитаниями о безмозглых нахалках, пока, наконец, в ответ ему не подняли крик заключенные в других камерах. Вскоре вся тюрьма гудела, как растревоженный улей.

* * *

Мрачный судья, только что приговоривший к смерти Артию и ее команду (а также команду «Врага»), посмотрел на последнего из злостных пиратов, посаженных на скамью подсудимых. Потом, донельзя удивленный, снял очки и присмотрелся внимательнее.

Перед ним сидела юная девушка, с коротко остриженными темными кудрями и глазами цвета свежесрезанного салата.