Через несколько секунд вперед вышел Альберт Лангстром. Поклонившись Адаму, он повернулся к пожилому господину, сидевшему неестественно прямо – словно кол проглотил. Когда же Альберт заговорил на каком-то незнакомом языке, Адам с удивлением подумал: «Как странно… Ведь обычно я без труда понимаю шотландцев, говорящих по-английски. А может, этот сейчас говорит по-шотландски?»
Закончив свою речь на непонятном языке, Альберт стал рядом со своей женой. А пожилой господин, повернувшись к Адаму, проговорил:
– Меня зовут Максимилиан… гм… Лангстром. И я личный секретарь вашей милости. А мой… э-э… брат Альберт нижайше просит извинить его за то, что он недостаточно хорошо знает английский язык и не может представить вам всех, как положено. Он просит, чтобы вы позволили мне сделать это вместо него. – Сам Максимилиан говорил по-английски с сильным акцентом, но Адам прекрасно понимал каждое слово. – Итак, сэр, вы разрешите мне представить вам всех остальных слуг Ларчмонт-Лоджа?
Адам кивнул и тут же спросил:
– Вы шотландец?
Максимилиан покачал головой:
– Нет, милорд. А вот Гордон и Изабель – они шотландцы. Они брат и сестра. Остальные служили у разных господ… за границей. Некоторые – в доме графини Брокавии, ныне покойной.
– Значит, вас здесь восемь человек? – спросил Адам.
– Да, в настоящее время восемь, милорд…
Адам вскинул вверх руку и решительно покачал головой:
– Нет-нет, я не милорд. Видите ли, я американец и, следовательно, не лорд.
– Но, милорд…
– Просто Маккендрик, – перебил Адам и протянул руку для рукопожатия. – Адам Маккендрик.
Максимилиан в испуге уставился на протянутую ему руку, потом все-таки пожал ее и тут же отступил на несколько шагов. Было совершенно очевидно, что он до крайности смущен.
– Что за черт? Можно подумать, что я заразный, – шепнул Адам стоявшему рядом О'Брайену. – Почему они так странно ведут себя? Неужели они не знают, что все люди равны?
– Полегче, парень, – прошептал в ответ Мерфи и похлопал приятеля по плечу. – Мы сейчас не в Америке, а в Старом Свете.
– Да, я знаю. И что с того?
– А то, что это в Америке считается, что все люди равны. А здесь они занимают разное положение, – объяснил Мерфи. – Будешь вести себя как лорд, и они будут тебя уважать. А если станешь себя вести как американец, то будут смотреть на тебя свысока.
Адам пристально посмотрел на Максимилиана.
– Говорите мне «сэр», а не «милорд». Мне так больше нравится.
– Да, сэр. – И тотчас же мужчины-слуги поклонились, женщины присели в реверансе.
Однако не все женщины присели. Джиана не шевельнулась, даже бровью не повела; она по-прежнему стояла прямо, гордо держа голову. Причем у этой девушки была воистину королевская осанка. Джиана совсем не сутулилась, что являлось редкостью для девушек такого высокого роста. Например, сестры Адама частенько горбились, потому что боялись показаться выше мальчиков, с которыми они встречались в школе и в церкви. Эта дурная привычка была у них в доме вечным предметом беспокойства – мать то и дело одергивала дочерей и говорила им, что они должны стоять прямо и, встречая знакомого мальчика, смотреть ему в глаза, а не в сторону. Она даже заставляла девочек ходить вокруг дома, держа книгу на голове.
Что же касается Джианы, то было ясно: она не испытывала никакого беспокойства по поводу того, что может оказаться выше своих кавалеров. Эта девушка нисколько не стеснялась своего роста и стояла прямо, стояла, глядя мужчине в глаза.
Покосившись на Джиану, Максимилиан в смущении откашлялся и спросил:
– Сэр, не представите ли вы нам вашего слугу?
Неужели Максимилиан тоже принял О'Брайена за слугу?
– Мистер О'Брайен вовсе не слуга, он мой друг, и он…
– Сочту за честь, если вы будете считать меня вашим слугой, сэр, – перебил приятеля Мерфи.
Оставив Адама, О'Брайен прошел по турецкому ковру и стал рядом с Джианой и собакой, сидевшей у ног хозяйки. Повернувшись к Лангстрому, он представился, причем говорил с ужаснейшим акцентом – такой можно было услышать только в ирландской глубинке.
– Меня зовут Мерфи О'Брайен, и я очень рад служить мистеру Маккендрику в качестве камердинера.
Удивленный шутовской выходкой приятеля, Адам вскинул брови. Мерфи же наклонился и осторожно погладил пса. Затем, выпрямившись, подмигнул Джиане.
Сообразив, что друг заигрывает с Амазонкой, Адам едва заметно нахмурился – ему это почему-то не понравилось.
– Что ж, давайте продолжим, – пробурчал он.
– Слушаюсь, сэр. – Максимилиан снова поклонился и подошел к Альберту. – Сэр, позвольте представить вам Альберта Лангстрома, дворецкого в Ларчмонт-Лодже. А прежде он служил у покойной графини Брокавии, заведовал домашним хозяйством.
Альберт наклонил голову, а Максимилиан подошел к женщине, стоявшей рядом с дворецким.
