— Сколько еще времени до появления ребенка? — спросил Он.
— Шестьдесят-восемьдесят дней — по-моему, я сбилась со счета. По твоим словам, в месяц, названный в Эзланне в честь павлина.
— Ты понимаешь, что теперь он официально — потомство Асрена, — сказал он мне. — По крайней мере, на данный момент. Мелочь, но тебе следует постараться запомнить.
— В Белханноре жила одна женщина. Деревенская целительница. Я сделала все, что в моих силах для избавления от того, что ты мне подарил, но потерпела неудачу. Итог моих усилий может оказаться не очень прекрасным.
— Ребенок будет идеальным, — заверил он меня. — Удивлен, что ты не понимаешь этого. Твои органы самоисцеляются от смертельных ран, а ты полагала, что твое чрево поддастся деревенскому аборту.
Странно, я об этом не подумала, не сопоставила раньше эти отдельные и все же взаимосвязанные факты. Я поняла, что делала глупость, все еще наполовину веря, что не рожу. Я открыла дверь и вышла. На лестнице башни было темно, очень темно.
Весь вечер я слышала приготовления коменданта к бегству из башни. Он должен был отправиться на рассвете со своей немногочисленной ратью. Но не в Эшкорек-Арнор. Я не знала, что уготовил ему Вазкор, не знала, кто позаботится об этом — он сам или его стража.
Твердо решив уснуть, зачеркнуть любые звуки, любое насилие, я лежала без сна до тех пор, пока небо не прорезали первые красные лучи солнца. Ничего не было. Однако не было и цокота копыт, скачущих к Городу по мосту.
Полное первозданное безмолвие.
Глава 4
Я вывела Асрена на прогулку у зубцов башни, чего не делала с тех пор, как Вазкор установил там часового. День был теплый и яркий, голубое колесо неба медленно вращалось над головой. Асрен стал посмелей с мышкой и позволял ей перебегать с одной руки на другую, поглаживая ее всякий раз, когда она останавливалась.
Футах так в тридцати стоял одинокий часовой, повернувшись к нам спиной, отведя любопытные глаза. Раньше я считала небезопасным заговаривать.
— Мы должны покинуть башню, — тихо сказала я Мазлеку, — очень скоро, прежде чем прибудет армия нового властелина.
Я сообщила ему о планах Вазкора, и Мазлек ничего не сказал, но его правая рука вцепилась в парапет, ритмично сжимаясь и разжимаясь.
— Не знаю, как мы сможем это сделать, — добавила я. — Возможно, ночью. Мы можем разделаться с попавшимися нам случайными стражниками, но любой шум привлечет Вазкора. Думаю, я не смогу бороться с Вазкором, его силы превосходят мои — я уже рассказывала тебе об этом. И ров — как мы сможем перебраться через него, не воспользовавшись мостом, который вызовет больше шума, чем все прочее?
Мазлек покачал головой.
— Возможно, здесь есть подземные ходы, как в Белханноре, богиня. Они бывают в большинстве крепостей как последнее средство спасения во время оспы или штурма. Но найти их будет трудно. Волков Вазкора не купишь.
— Старуха, — вспомнила я. — Она может знать, и она слишком примитивна, чтобы выдать ему какие-то подробности.
Часовой потянулся, снял шлем, почесал белобрысую шевелюру и снова впал в неподвижность.
— А выйдя отсюда, — продолжила я, — куда мы можем отправиться? В Городах никакого пристанища больше нет.
— К востоку от гор лежат скалистые равнины и области лесов, болот на юго-востоке и на юге, а потом море. Дикий край, в нем очень удобно затеряться, если за тобой кто-то гонится, — предложил Мазлек.
— Пустынный край?
— Почти, богиня. Немногочисленные дикие племена, бешено воюющие между собой, хотя, как сообщают, иноплеменным чужакам они не причиняют вреда.
— Значит, в этот запустелый край мы и должны отправиться, чтобы оказаться на время в безопасности.
Такое будущее казалось серым и безнадежным для всех нас, по иного пути не представлялось. Бегство, насущная надобность, не оставляло места для отчаяния.
Мы обошли овальную загородку, чтобы оправдать свое присутствие там. Глаза часового стрельнули в сторону Асрена, когда мы проходили мимо, удивленные, позабавленные, совершенно лишенные сочувствия: человек, наблюдающий за прыжками полоумного на ярмарке. Вазкор хорошо подобрал своих тварей — темные, неумные люди, хорошие бойцы, лишенные страха из-за отсутствия воображения, преданные, потому что подчинялись собственному здравому смыслу: и до сих пор хватало еды и вина, женщин и престижа; заслуживающие доверия на самом последнем рубеже, потому что старый порядок был им выгоден.
Мы вернулись через небольшую дверь в каменное нутро башни.
— Я приведу ее сегодня ночью, эту старуху, — пообещал Мазлек, — когда она закончит работу.
Я кивнула.
Мышка, взлетев на плечо Асрена, посмотрела на нас глазками — капельками крови.
День тянулся, едва волочась, пока я ждала ее прихода. В окнах сгустился свет, голубой, как витражное стекло. Тонкая луна отбрасывала на вершины световые блики и тени.
Я сидела на постели, отодвинув занавески далеко назад, усадив рядом с собой Асрена. Что-то заставляло его бояться; он плакал и цеплялся за меня, и теперь я держала его в объятиях и не могла пошевелиться, потому что он опять начал бы плакать. Раздался тихий стук в дверь. Вошел Мазлек, а следом за ним старуха и остановилась, уставившись на меня. Она сняла маску, надо полагать, по указке Мазлека, но ее лицо походило на взошедшее тесто, бледное, невыразительное и лишенное глубины. Округлые водянистые глаза все мигали и мигали, глядя на меня, а затем на человека, которого я держала.
— Я должна ходить за ним? — спросила она. — Девушка вам не нравится?
— Нет, — ответила я. — Это никак не связано с уходом. Я хочу расспросить тебя кое о чем.
Она вылупилась на меня.
— Погреба, — сказала я, — и под погребами — есть какие-нибудь другие ходы?
— Ходы, — повторила она. И моргнула. — Ходы.
— Ходы, которые ведут из башни. Выход.
— Мост через ров, — сказала она мне.
— Помимо моста через ров. Она моргнула.
— Под башней, — подсказала я, — ход под башней, который ведет в горы. Асрен зашевелился в моих объятиях, и ее глаза соскользнули с моего лица на его.
— Хорошенький, — сказала она и цокнула, как цокают домашнему зверьку. Мазлек схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.
— Ход из башни, — зашипел он и тряхнул ее. Она завизжала и стала бороться.
— Нет хода — нет хода!
— Отпусти ее, Мазлек, — устало велела я.
Он взял и вытолкал ее, закрыв дверь перед ее круглыми глазами.
— Это бесполезно, — сказала я. — Мы в капкане.
— Я обыщу погреба, — сказал он, — и ниже. Должен же быть какой-то путь, богиня.
— Да, должен быть, Мазлек. И скоро.
Я повернулась к Асрену и увидела, что он заснул у меня в объятиях. Я подняла руку, коснулась его волос и в тот же миг почувствовала, как внутри меня что-то толкнулось, резкое, настойчивое и очень реальное. Это было первое движение, которое я почувствовала, первое полученное мной доказательство, что существо, разбухавшее у меня в животе, было одушевленным, и я содрогнулась, ощутив его, словно носила под сердцем смерть, а не жизнь.
Мазлек тогда все обыскал. Погреба, вонючие ходы темницы, подвалы и подземелья Башни-Эшкорек. И не было никакого выхода к свободе, по крайней мере, который он смог бы найти.
В этих поисках прошло четыре дня. А на пятый примерно в полдень на макушке крепости залязгал
