побежал. Лишь Паньюма провожала его глазами. Его тень упала на нее, забившуюся под стол. Она сделала магический знак, пытаясь защититься от него, но он уже ушел, молча преследуя умирающего Хмара во тьме особняка.
Он без труда отыскал это место.
Незримый свет, неслышный звук, неощутимая нить под пальцами — все это вело его. Коридор тускло освещали натыканные безо всякой системы факелы и слабый звездный свет, проникающий в окна.
В конце концов Ральднор добрался до глухой каменной стены и обломков какого-то механизма на полу. Он понял, что пришел. На земле, всхлипывая, лежал узкоглазый человек с унизанными золотом пальцами.
— Значит, ты все-таки пришел, — вдруг буднично сказал он, прекратив рыдать.
Ральднор взглянул на него. Человек улыбнулся.
— Долго же я тебя ждал, сын Редона. Ты пришел за ней? За красноволосой женщиной?
— Да.
— Воздаяние, — пробормотал человек на полу. — Заметь, столкнувшись с абсолютной неизбежностью, я стал вполне здравомыслящим. Сюда нельзя войти. Механизм сломан. Я сам сделал это в приступе ужаса. Но потом я услышал, что ты устроил в Корамвисе землетрясение. Возможно, тебе под силу открыть камень.
Ральднор опустился на колени у сломанных рычагов, внимательно оглядывая их. Капюшон соскользнул с его головы. Амнор впился в него взглядом. Он начал говорить что-то об Ашне'е, но внезапно его слова прервал грохот — Ральднор сбоку ударил кулаком по механизму, потом еще раз, и камень, заржавело протестуя, начал раздвигаться.
— Так-так. У него еще и руки вставлены нужным концом…
Ральднор прошел мимо Амнора в темную, хоть глаз выколи, галерею склепа.
Царство смерти, напоенное запахом старых масел для бальзамирования. Погибшие воины и каменные шкатулки с костями, жалкие кучки сокровищ. В дальнем конце комнаты, застыв в безжизненных позах, стояли десять женщин. Их кожа превратилась в дерево, волосы — в проволоку. Осталось совсем немного до того, как их плоть начнет разъедать настоящая смерть.
Его руки коснулись их и тут же покинули. Он подошел к последней, одиннадцатой фигуре. Это была она. Ее кожа осталась такой же, какой он помнил ее, и волосы тоже, только теперь в них были вплетены камни, Змеиное Око Анакир.
В открытом склепе воцарилась еще более гробовая тишина. Только от дверей доносился утонченный бред Амнора.
Внезапно дворец сотряс глухой подземный взрыв. Неожиданная битва вырвалась на улицы истерзанного городка, распространяя огонь и дым, которые затмили восход луны.
Ее разум был тьмой, необитаемой бездной, остовом цитадели, обглоданным неподвижными ветрами времени. Но почему-то ее суть до сих пор сохранилась, как последний призрак в этих развалинах, — и еще далекий шепоток жизни, ее ребенок.
Астарис.
Он вошел в ее разум, призывая ее, но не получил никакого ответа.
Потом из небытия возник образ, сформировался и затвердел — знакомое очертание, изменившееся перед новым ужасом.
Астарис застыла перед ним в ожидании; ветер развевал ее алые волосы. Красная луна, застианская луна светила ей в спину. Она подняла руки, и по ее телу побежали длинные трещины, точно чернильная паутина на янтаре. В следующий миг она уже рассыпалась, превратившись в пылающий пепел, а потом дуновение ветра унесло этот пепел к луне.
Он уничтожал этот образ, но он снова и снова возникал из тьмы.
Он попытался заслонить его другими образами. Образами любви, страсти, образами ее желанного тела, образами своей тоски.
Сначала ее мозг заполняли лишь одушевленные им сущности. Потом, словно призраки, ее воспоминания поднялись навстречу его воспоминаниям откуда-то из глубин разума.
Ее сознание наполнялось — медленно, по капле, словно чаша. Потом вернулись мечты, мысли, одиночество, и все это хлынуло неудержимой волной в тот миг, когда окончательно рухнули двери. Она сама вошла туда последней, замыкая вереницу силуэтов и фантазий. Ее внутреннее «я», точно жемчужина или поднимающееся солнце, открывающее единственный глаз и разглядывающее его.
Ральднор?
В могильной тьме он ощутил, как физическая жизнь вернулась в ее тело. Она шевельнулась в его объятиях.
— Ты здесь? — спросила она вслух.
— Я здесь.
Где-то далеко над лесом забрезжил рассвет, просочившийся между поднимающимися к небу дымами. Через открытую дверь, поперек которой лежал человек, он принес в эту черную галерею намек на цвет.
Ральднор взял Астарис за руку. Они прошли по каменной комнате, переступили через мертвеца и пошли по пустому коридору.
В ту ночь большая часть дворца сгорела. Многие комнаты выжгло дотла. По улицам, повизгивая, бегали собаки. Солнце раскрасило все размытыми золотыми и винно-красными пятнами.
Лишь один ребенок видел удалявшуюся повозку. Ему еще предстояло вспомнить это позже, через двадцать лет, когда под давлением различных побуждений он перешел через горы и принял желтые одежды Анакир Дорфарианской.
Беловолосый мужчина и аловолосая женщина. Он решил, что они оба слепы, ибо ни один из них, казалось, не видел ничего вокруг. Однако, когда они одновременно посмотрели друг на друга, он понял, несмотря на юный возраст и все пережитое в эту ночь, что каждый из них все-таки кое-что видел — другого.
Повзрослев, ребенок — тогда уже мужчина — обнаружил множество легенд, окружавших Ральднора и то, как он покинул этот мир. Повелительница Змей забрала его, или он ушел под землю, ибо боги не могут оставаться богами, они могут лишь превзойти самих себя или же в каком-нибудь аду мифологии забыть о своей власти и погибнуть.
И тогда таддрийский жрец рассказал о том, что видел, ибо это затрагивало какую-то логическую струнку его души, полагавшую, что благочестие не обязательно должно идти рука об руку с догадками и легендами.
Ральднор, сын Ашне'е и Редона, Ральднор, которого звали эм Анакир, Повелитель Гроз, уехал вместе с Астарис Кармианской, самой прекрасной женщиной Виса, в бескрайние буйные леса Таддры, уехал, как простой крестьянин, на шаткой повозке.
И не легенда, а джунгли поглотили их. Хотя именно легенда хранила их имена, пока последний хаос — не изменяющий, но уничтожающий — не погрузил Вис в воды океана и не обрушил наземь его небеса.
