рассвета. Он подошел к низкой стене и посмотрел вдаль на восток.
На горизонте, как клубы пара от дыхания на морозе, нависали облака цвета молочного янтаря. Сквозь этот янтарь прокладывал себе путь золотой луч.
Бесплотное мерцание облаков приглушило яркость солнечного диска. Солдат мог смотреть прямо на него, пока он поднимался — круглый, светящийся, загадочный, точно в мире родилась новая планета. И в самом деле, этот восход был подобен рождению ребенка, чья круглая головка пробилась из чрева облака.
Солдат не знал, зачем их притащили в Анкабек. Говорили, что это вызвано какой-то обязанностью по отношению к могиле сестры принца, но такое дело вполне могло подождать оттепели.
Но восход все так же держал его на месте, посреди снежного безмолвия, и солдат ощущал, что он — единственный человек на земле, который встал, чтобы увидеть явление солнца.
Пение прекратилось. Что-то произошло, но Кесар не был в этом уверен. Неужели он все- таки заснул стоя и пропустил самое главное? Затем он увидел, как склонилась женщина из деревни. Ему показалось, что комната содрогнулась от беззвучного грома, но он не знал, что это была сама Сила.
Равнодушные руки находились теперь внутри неподвижного тела Вал-Нардии — повитуха исполняла свою обязанность.
Появилась кровь. У Кесара перехватило дыхание. Он ожидал, что девушка закричит или шевельнется, но она лежала спокойно... словно ничего не чувствовала.
В руках у женщины оказался младенец. Принц видел это. Окровавленная дергающаяся веревка еще привязывала ребенка к телу его сестры, но вот блеснул нож, и веревка упала вниз, точно мертвая змея в Тьисе. Повитуха что-то сделала с ребенком, потом повернулась и вытянула руки, показывая его тем, кто находился за занавесом.
Не раздалось ни звука.
Руки и головка ребенка медленно двигались, он жил, но не кричал. Кожа его была такой белой, словно он светился. С глаз Кесара словно упала пелена, и он смог определить, что плод его семени и мертвого лона Вал-Нардии был девочкой. Дочь.
В дверях на его пути мгновенно оказалась жрица Эраз.
— Да, — вырвалось у него. — Я видел, что это случилось. Я свидетель вашего колдовства.
— Теперь вас проводят в комнату, где вы сможете отдохнуть.
Он с трудом удержался на ногах, хотя видел ее очень отчетливо.
— Когда я проснусь, я могу свернуть вам шею, — выговорил он.
В деревне на берегу отлично вымуштрованные солдаты Кесара нетерпеливо ждали его возвращения и, как им было приказано, пытались расплатиться за принесенную еду. Однако плата осталась нетронутой. Кроме того, они даже не пробовали заигрывать с местными женщинами, хотя больше здесь было решительно нечем заняться. Пока разгорался день, они сожалели о том, что и вторую ночь им придется провести как на помойке.
Однако у Кесара имелись другие планы на их счет.
Он уже проснулся, оделся для дороги и допивал оставленное вино, когда к нему вошел жрец.
— Прекрасно, — произнес Кесар, завидев его. — Найди Эраз и приведи ее ко мне.
Жрец, принадлежащий к темной расе, взглянул на него. Его взгляд был точно таким же, как и у всех обитателей Равнин. Кесар не обошел это вниманием и добавил:
— Или ты это сделаешь, или этим займусь я сам. Мне кажется, ты предпочтешь первое.
— Прямо скажем, жрица Эраз не относится к разряду простой прислуги, — ответил жрец по некотором размышлении.
— А я, прямо скажем, не намерен дожидаться.
— Мой лорд, — прошелестел жрец, — в нашей религии служитель богини равен королю, если не более того.
В два шага Кесар пересек комнату и ударил жреца так, что тот отлетел в угол, капюшон скатился с его головы. На миг в углу комнаты оказался просто поверженный Вис.
— Ты убедился, что мне нет дела до вашей религии? — произнес Кесар. — Теперь иди и исполни то, что я велел. А по дороге распорядись принести еще вина.
Эраз сама принесла ему вино, словно решив поиграть в его служанку. Это был вардийский ликер того же сорта, какого не знали Вольные закорианцы.
— Вероятно, вы не любите вина Равнин-без-Теней, — произнесла она.
— Верно. Я не люблю ничего, что исходит оттуда.
Он полностью восстановил силы, по крайней мере, так ему казалось. Внешне в нем не было никаких признаков упадка, ни намека на боль или сердечную тяжесть.
— Вы скоро покинете нас.
— Как только вы подготовите тело моей сестры для дороги.
Эраз глянула ему в глаза. Ее собственное лицо не выражало ничего.
— Вы не доверяете храму исполнить погребальные ритуалы над ней?
— Вы сожжете ее, не так ли? На ваших Равнинах принята кремация.
— Как и в Шансаре, кровь которого течет в ваших жилах и текла в ней самой. Однако там останки следует предать земле, а не развеивать по ветру, и отметить камнем место захоронения.
— Она будет похоронена в Истрисе, по старому обычаю.
— Очень хорошо, мой лорд. Я подумаю об этом. Не надо бояться разложения. Наши снадобья сохранят ее красоту нетленной, пока вы не доберетесь до столицы, и даже еще дольше.
— Я начинаю думать, что прежде всего ваши снадобья могли убить ее.
— Вы не должны так думать, мой лорд. Вы знаете правду. Если вы снимете золотое ожерелье с ее горла, то увидите...
— Да, — произнес он. — Но в таком случае вы обязаны понимать, насколько я ошеломлен вашими достижениями.
— А как же ребенок? — мягко спросила Эраз.
— Она пополнит ваши святые ряды, — отозвался принц. Он пил вардийское вино и вновь наполнял кубок, чтобы опять осушить его одним глотком.
— Это не так, мой лорд. Она не наша.
— Мне нет дела до этого.
— Она ваша дочь, — возразила Эраз.
— Маленький белый слизень. Оставьте ее себе.
— Нет, мой лорд, — бесстрастно произнесла она. — Ребенок должен ехать с вами.
— Только потому, что он мой? Плод кровосмешения? На побережье Ланна это вообще ничего не значит.
— Тогда отправьте ее в Ланн, мой лорд. Но оставаться здесь она не должна.
— Из-за кровосмешения?
— Анакир, — только и произнесла жрица.
— Эта ваша вонючая женщина-змея. Наверное, она хочет, чтобы мой ребенок погиб. Одного дня от роду, в снегу. Не думаю, что кто-нибудь из моих людей сможет кормить ее грудью. Почему бы вам самим не убить ее? Задушить, уморить голодом или холодом — но здесь? Почему вы вообще позволили ей появиться на свет?
— Наши снадобья, которые так смущают вас, могут сохранить и ребенка. Она будет спать до самого Истриса, не чувствуя голода. И останется теплой, даже если будет лежать непокрытая рядом со своей матерью.
— Это невозможно.
— Так же невозможно, как и то, чему вы были свидетелем на рассвете, мой лорд.
Люди, которые принесли на берег деревянный ящик, помогли разбить лед, и лодку снова можно было спустить на воду.
Солдаты Кесара не выражали ни малейшего недовольства, хотя солнце уже опускалось в океан, и весь запад, и вода, и небо, окрасился зловещим пурпуром.
Лодка двигалась среди заката по ледяной каше, покрывавшей море. Подул легкий ветерок, и команда
