разъяренных воинов. Всадники проскакали мимо водопадов, мимо гипсового дворца… Охваченные жаждой крови, они неслись по зеленым лугам, которые еще недавно были райскими лужайками.
Симму и Кассафех медленно шли по саду, не подозревая о погоне, когда вдруг услышали конский топот. Кассафех решила, что они погибли — странная мысль, ведь на поясе Симму висела фляжка с водой бессмертия. Но ее спутник, не дав деве опомниться, потянул ее за руку к дереву. Взобравшись на самый верх, они укрылись среди листвы.
Внизу еще долго раздавался конский топот, поднимались тучи пыли, отовсюду слышались клятвы подвергнуть надругавшегося над святыней колдуна самым ужасным пыткам. Воины Вешума могли не опасаться магии Симму: их было слишком много.
Симму не предложил Кассафех уйти, чтобы присоединить к остальным восьми избранницам свою историю об изнасиловании беззащитной девы. Кассафех тоже об этом не заговорила. Словно две змеи, они обвили ветви дерева и друг друга, неприязнь ко всему остальному миру еще больше сблизила их.
Одинокий всадник подскакал к дереву, остановился и, прищурившись, стал вглядываться в листву.
В следующее мгновение Симму, оторвавшись от Кассафех, прыгнул на него и стащил его с седла. А когда Симму поднялся, воин остался лежать на земле.
Симму положил руку на шею испуганной лошади. Она тут же успокоилась и застыла, словно статуя.
Но уже через минуту Симму и Кассафех скакали верхом на этой самой лошади, подгоняемой чарами эшв.
Они направились не к Вешуму — это было бы глупо. Вместо этого беглецы повернули в пустыню, окружавшую долину. В ту безжалостную, безводную пустыню, которую так старательно избегали Люди Реки.
— Ехать туда — верная смерть, — сказала Кассафех. — По крайней мере, так говорят.
— Со Смертью мы покончили, — ответил Симму. Лошадь перепрыгнула через стену сада. Вскоре беглецы скрылись в дюнах.
Их никто не преследовал. А если и преследовали, то лишь в самом начале. Пустыня, древний враг, гнала Людей Реки прочь, и их Бог вынужден был обойтись без жертвоприношения. Симму и Кассафех отправились в долгое путешествие на зачарованной лошади.
У пустыни было свое лицо. С наступлением дня пески заливал ослепительный белый свет. Плоское небо цвета меди купалось в этом сиянии. В раскаленном дрожащем воздухе едва можно было разглядеть очертания дюн, как бывает в тумане или глубоко под водой. Время от времени из этого марева выплывала скала, похожая на огромную рыбину с шипом на спине. Вдалеке все казалось тонким и хрупким, приобретавшим голубоватый оттенок, не имеющий ничего общего с синевой неба над плодородными землями.
Жар пустыни изматывал. Со всех сторон раздавался высокий свистящий звук. Но в пустыне не существовало никаких других звуков, кроме воя обжигающего ветра, поднимавшего облака пыли над дюнами.
«Мои пески — это обратившиеся в пыль кости людей, погибших здесь; мои скалы — это остатки гор, которые я уничтожила» — таков был закон пустыни.
В этой пустыне не росла трава и не били источники. Любая зелень была для пустыни кровоточащей раной, и пустыня залечивала свои раны сухим палящим зноем. А то, что не поддавалось уничтожению, она просто засыпала песком.
К ночи песок остывал. И пустыня поражала своей безжизненной красотой. Пренебрегая законами природы, она утверждала, что ужасное тоже может быть прекрасным.
Симму и Кассафех вступили в эти владения, и вскоре былая бодрость и решительность покинули их сердца. Пустыня уничтожала подобные чувства.
Беглецы не взяли с собой ничего из того, что могло бы понадобиться их телам и душам. Подвиг был совершен, а что из этого получится, оставалось пока неясным и неопределенным.
Симму и его спутница знали, что не вернутся ни в Вешум, ни к берегам реки, ведь владения Вешума протянулись до самого моря. Что же касается пустыни, то даже караваны купцов старались обойти ее стороной, и никто никогда не составлял ее карты.
— Тысяча миль, говорят. И никакой воды, — уныло заметила Кассафех в предчувствии скорой гибели.
Но другого пути все равно не было. Беглецы ехали вперед. Лошадь едва плелась, опустив голову, ее копыта увязали в песке. Вскоре на лошади ехала только Кассафех, Симму спешился и шел рядом. Они двигались на восток, и солнце медленно опускалось у них за спиной.
Беглецам отчаянно хотелось пить. Пустыня окрасилась в цвет жажды, и голосом жажды шептал ветер. О воде молили не только их губы, но и тела, и души. Они воображали себе чаши, полные воды, пруды, и фонтаны, и даже унылую реку Вешума. Но ни один из них не посмел заговорить об этом.
Потом лошадь упала на колени и, хрипя, испустила дух. Они оставили ее лежать в пустыне, которая скоро укроет останки и, обратив их в пыль, добавит к своим дюнам. Кассафех плакала, но слезы ее тут же высыхали.
Неподалеку высокая, как дерево, скала, отбрасывала на песок синюю тень. Симму и Кассафех добрались до нее, сели на камень и уставились друг на друга.
— У нас есть вода, — сказал Симму. — Вот. — Он снял с пояса глиняную фляжку и поставил ее на землю между собой и Кассафех.
Они долго сидели молча и неподвижно. Глаза Кассафех, выцветшие до прозрачно-серого цвета, снова потемнели и стали почти пурпурными.
— А сможет ли напиток бессмертия утолить нашу жажду? Накормить нас? Защитить от ярости солнца и от холода ночи?
— Как бы то ни было, мы здесь не умрем.
И Симму одним движением схватил фляжку, выдернул пробку и сделал маленький глоток.
Сделав это, он застыл, будто прикованный к скале. Его губы побелели, а глаза широко открылись. Кассафех, с таким же бледным лицом и безумным взглядом, чуть привстала, словно готовясь в любой момент броситься прочь от него.
После долгого молчания Симму произнес:
— Кассафех, не оставляй меня одного.
Неожиданно решившись, Кассафех откинула волосы со лба, взяла фляжку из рук возлюбленного и тоже сделала маленький глоток.
Теперь они оба напряженно разглядывали друг в друга в ожидании какого-либо знака.
Они не двигались час или чуть больше. И постепенно поняли, что, по-прежнему испытывая жажду и голод, уже не чувствуют слабости и смерть уже не грозит им. Немного погодя, они одновременно поднялись и вышли из тени скалы. Еще заходящее солнце коснулось их своими обжигающими лучами, но Симму и Кассафех неожиданно почувствовали себя заново рожденными. Теперь они могли противостоять смертоносным ударам. Они оба по-прежнему страдали от жажды и голода, от боли и ожогов — но их нельзя было убить. Все опасности мира стали для них листьями папоротника, хлеставшими их тела, пока они проходили мимо. И теперь Симму и Кассафех навсегда вышли из леса, покрытые шрамами, но живые.
ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
ВРАГИ СМЕРТИ
Глава 1
Сколько дней или месяцев брели через пустыню Симму и Кассафех, первые бессмертные люди земли, неизвестно. Может, не так уж и много, а возможно, очень долго. Пустыня была однообразна, и время, казалось, остановилось. Никто, кроме бессмертных, не выжил бы здесь. Тем не менее, у пустыни наверняка были свои секреты, открывавшиеся только таким, как Симму и Кассафех. Без сомнения, пустыня удивилась, обнаружив, что беглецы все еще живы, хотя любой обычный человек, без сомнения, давно погиб бы. Вероятно, пустыня подумала: «Они все равно погибнут завтра». Но и завтра, и послезавтра беглецы по- прежнему оставались живы и, похоже, не собирались умирать. В конце концов, пустыня потеряла всю свою самонадеянность и приоткрыла им свои тайны. Тут и там из земли торчали скрытые нагромождения камней, утыканные шипами растения, чьи могучие корни вытягивали из глубины земли и накапливали в стеблях каплю-другую живительной влаги, глубоко в пещере бежала среди камней струйка воды; меж валунов
