бы то ни было, она казалась еще красивее, чем раньше.
— Душа — чародейка, — сказала ему Данизэль, — и ты это знаешь. Но моя душа самая волшебная из всех, потому что я — дитя кометы. А еще потому, что твоя кровь однажды смешалась с моей. На какое-то время я могу обрести телесную форму, но ненадолго, только на несколько ночных часов. Даже моя душа, которая любит тебя и черпает силы в этой любви, не способна на большее. Если ты однажды захочешь избавиться от меня, тебе достаточно будет закрыть для меня свое сердце. Если ты примешь такое решение, я не буду горевать. Я оставлю тебя без сожаления, но никогда не перестану любить тебя.
— Твое тело только иллюзия, — сказал он. — Ты недооцениваешь меня, если думаешь, что я этого не понимаю.
— Мое тело соткано из любви. Люби меня! И ты, даже ты, не отличишь иллюзию от реальности, потому что на этот раз между ними действительно нет отличий.
После этих слов Азрарн провел ладонями по ее лицу.
Это прикосновение было похоже на звуки музыки. И красавица, откликнувшись на него, стала более живой и реальной. Ни один смертный не мог бы обладать такой женщиной, какой стала сейчас Данизэль. Но ни она сама, ни ее любимый не были смертными.
— Слишком мало времени, — прошептал Азрарн. — Одна земная ночь.
— Это не так, ведь ты — хозяин времени. Одна ночь может длиться тысячу лет. Я боюсь того счастья, которое ты мне дашь.
— Даже больше, чем разлуки? — спросил он так, словно признался, что сам боится этого расставания.
— Разлуки не будет, — сказала Данизэль. — Я всегда с тобой, и я никогда не оставлю тебя. Когда- нибудь мы встретимся еще раз, так же как и сейчас. Но не уничтожай этого места. Потому что, если его не будет, ты, возможно, пропустишь меня в темноте. Стоит погасить огонь Белшеведа, и появятся другие города, где ты уже не сможешь найти меня.
Азрарн посмотрел в лицо Данизэль, потом наклонил голову и поцеловал ее. И пока длился этот поцелуй, он передумал уничтожать город. Любовь и ненависть легли на чаши весов, и любовь перевесила, как это уже случилось однажды.
Ее тело — или, скорее, душа, чем тело, — прильнуло к нему, свет слился с темнотой, губы соприкоснулись, руки и даже волосы сплелись, ослепляя их.
Весь мир откликнулся, словно задетая струна. Земля ожила. Азрарн обещал уничтожить ее, а вместо этого подарил ей любовь.
В небе завывала буря. Сверкали звезды… Любовь господствовала по всей земле и за ее пределами. Время остановилось, как однажды оно остановилось в Драхим Ванаште. Одна ночь растянулась на тысячу лет. В их любви слилась вся любовь человечества прошлого и будущего. И все же эта любовь не имела ничего общего с прежней любовью, которая существовала между ними раньше.
А тем временем в центральном храме в своем золотом кресле сидела дочь демона, всеми забытая, слишком маленькая, чтобы сползти вниз. Она не спала и чувствовала, как течения и волны любви крутились в ночи, но она сама не была их частью.
Рассвет вернулся в Белшевед, но, казалось, как-то неохотно и стыдливо, бледный, словно после долгих лет заточения. Перед лицом восхода предстал чистый и почти бесформенный город, казавшийся совсем новым или просто чисто вымытым от грязи прошлого. Штормовой ветер смел мусор с улиц. Голые деревья застыли, словно темное серебро. Даже пустыня стала безмятежной и яркой. Земля простерлась, будто женщина, познавшая безоглядную и всеохватывающую любовь, впитывая потоки солнца.
Жрецы выбрались из своих келий и уставились на небо. Оставшиеся в стенах города благодарили богов. А караваны, которые опрометью бежали из города, замерли в пути. Им удалось избежать ночного возмездия. Небеса защитили праведников. Обманутые рассветом, последовавшим за ночью любви и печали, люди в который раз неверно расценили произошедшие события и теперь будут их передавать из поколения в поколение, толкуя по-своему.
Тем не менее Белшевед в тот день остался по большей части пустынным. Единственный дряхлый нищий, до этого всегда собиравший мусор на четырех улицах, теперь, видимо, обеспокоился отсутствием хлама и, дойдя до дверей храма, безнадежно заглянул вовнутрь.
Храм казался громадным и пустынным. Только мерцающие отсветы утренней воды озера играли на стенах и бросали пятна света на огромных зверей, охранявших алтарь.
Внезапно два бирюзовых сумеречных огня зажглись в середине высокого трона, на котором еще недавно восседала блудница.
Нищий испугался. В темноте он не мог ничего разглядеть. Но вспомнив о ребенке демона, он вскрикнул и убежал.
На мостике нищий мельком увидел знатного молодого человека в темно-красном плаще, но не подумал рассмотреть его и даже не остановился, чтобы поклянчить монетку.
Никто больше не подошел к храму в этот прекрасный день. Лишь Чузар бродил там, да время от времени из озера выпрыгивали рыбы и шагали по земле на своих плавниках.
На закате Чузар вошел в храм и пересек мозаичный пол своей кошачьей походкой. Он подошел к креслу, где весь день лежал на животе, глядя на дверь, голубоглазый ребенок.
На этот раз Чузар оделся иначе, чем обычно. На его левой ноге был пурпурный ботинок, а на левой руке — перчатка из мягкой кожи. Левая сторона его лица была закрыта полумаской из бледной бронзы, которая точно копировала изысканную правую половину. Волосы скрывал капюшон. Чузар казался теперь просто красавцем, разве что несколько чудаковатым.
— Прелестное дитя, — обратился Чузар к Завех, дочери Данизэль, — я унесу тебя из этого скучного храма.
Завех опустила глаза, так же как это сделал Чузар, но по другой причине.
— Ты не хочешь? — удивился Чузар. — Не хочешь увидеть свое наследство? Не волнуйся. Я избавлю тебя от солнечного света, хотя он и так почти пропал. Я дождался захода солнца из почтения к тебе. К сожалению, твои родители отлучились по делам. Я, как твой дядя, предлагаю удочерить тебя. Вот тебе подарок в залог нашей дружбы.
Девочка уставилась на аметистовый предмет. Это была игральная кость.
Завех не взяла кость, но хорошенько рассмотрела ее. А пока она разглядывала ее, Чузар рассматривал девочку. Интересно, что оба его необычных глаза были закрыты волшебными линзами из белого нефрита, черного агата и янтаря, точно изображая пару натуральных глаз. Даже с небольшого расстояния можно было легко обмануться. Чузар предстал в наилучшем виде, надеясь очаровать дочь Азрарна.
Но Завех по-прежнему не принимала его подарка, хотя время от времени и поглядывала на него, впрочем, без недоверия или страха. А у порога умирали последние отсветы дня.
— И это самое обидное, — пожаловался наконец Чузар. Чтобы разозлить девочку, он повернулся к ней спиной. И столкнулся лицом к лицу с Азрарном, князем демонов, который в этот момент поднялся сквозь пол храма и замер в семи шагах от него.
Казалось, Чузара это нисколько не смутило. Он приятно улыбнулся, и его бронзовая маска расплылась в улыбке.
— Ну, — сказал Чузар, — мне, оказывается, даже не придется играть роль дяди. А я-то подумал, что ты забыл про нее, несмотря на все трудности, которые претерпел, чтобы создать это существо.
Мрачное лицо Азрарна, казалось, окутала туча. Взгляд Владыки Ночи пробивался сквозь нее, как тусклый луч кровавой луны. Немногие, кроме Чузара, могли бы выдержать этот взгляд.
— Мы с тобой никогда не были братьями, но с этих пор мы больше не друзья, — сказал Азрарн.
— В самом деле? Ты огорчил меня.
— Так оно и есть. И ты еще пожалеешь о содеянном, даже если мне придется гнаться за тобой до краев земли.
— По-моему, ты незаслуженно обвиняешь меня. Думаешь, это я заставил тех болванов напасть на меня, чтобы рассыпать свои игрушки, а вместе с ними и роковой камень? И вообще, кто позволил кнуту рассечь ладонь демона и допустил, чтобы три капли крови упали в песок и превратились в алмазы?
— Чузар, — едва слышно сказал Азрарн, но каждая пылинка на полу храма расслышала его слова, — я бы посоветовал тебе найти самую глубокую пещеру, зарыться там и слушать лай собак.
