–?Образовалось окошко, Валера.
–?Когда сын возвращается?
–?Послезавтра, если ничего не случится.
–?А что может случиться?
Действительно, что может случиться?
«Да все что угодно», – подумала Каролина.
–?В армии как часы: приказ подписан, и все. – Валера с явным сожалением вздохнул.
Гражданская жизнь была не по нему, и если бы не семья – он женился в первый же год по возвращении из армии, – то скорее всего стал бы контрактником.
Треп был пустым, необязательным, но Валера излучал доброжелательность, от него веяло теплой, здоровой силой и надежностью, и еще Каролина женским безошибочным чутьем ощущала, что она, сорокалетняя баба, ему, двадцатипятилетнему мужику, симпатична. А это всегда приятно, хотя и бессмысленно.
–?Хозяйка явилась? – спросила Каролина, завершая разговор.
–?Пришла, – отредактировал ее амикошонское словцо «явилась» охранник. – С мужиком, – заговорщицки подмигнул он.
Арина, красивая молодая разведенка, веселая, добрая и умелая хозяйка ресторана, в личной жизни была до удивления несчастлива. «Видно, в понедельник меня мама родила», – говаривала она. Несложившаяся женская судьба. Правда, за Арину все в ресторане переживали, радовались ее романам, огорчались, когда они заканчивались раньше, чем, по мнению общественности, следовало бы. В смысле, не следовало предложение руки и сердца. А Лину любили, но считали счастливой, самодостаточной женщиной, у которой все есть. Что – все? Куча детей, сорок необратимых годов, крохотная квартирка, где одна комната наполовину занята двухэтажной кроватью, а на вторую половину – стареньким пианино, и другая комнатенка, где она спала с Диной. Именно это обстоятельство до известной степени способствовало высоте ее «облико морале», говаривала она Арине со смехом – пойди разберись, правда это или только привычная шутка. И даже эта крохотная комната вдобавок была перегорожена книжным шкафом, словно сертификатом интеллектуальности, из-за присутствия которого не пригласишь гостей и не повернешься. И никаких перспектив на получение квартиры. Где она, бесплатная жилплощадь по количеству прописанных членов семьи, что была обещана при Софье Власьевне почти каждому москвичу и надо было только ждать? Сгинула вместе с Горби? О Софье Власьевне Лина не жалела – она почти и не успела пожить при ней и знала только, что в стипендию можно было уложиться, если, конечно, решительно перейти на кефир и макароны. Теоретически. Практически же ей помогала мать, работавшая до последнего часа своей жизни. И была еще пенсия за отца, кадрового офицера, погибшего в Афганистане. Хоть маленькая, но она регулярно поступала на сберегательную книжку при жизни матери...
Да, рожала Каролина бездумно, но не колеблясь, хотя иногда и называла себя крольчихой. Мать не отговаривала. Единственное, что она категорически не разрешала, – прописывать очередного папашу в их двухкомнатной квартире. И оказалась права. Каролина иногда представляла себе, что было бы, если бы она не послушалась матери и прописала вначале одного, а потом и второго, промелькнувшего метеором мужа в их квартире? Слава богу, хоть квадратные метры сохранила для детей, хотя что для них, четверых, жалких тридцать два квадратных метра жилой, к счастью, довоенной, то есть с высоким потолком, площади? Ей лично уже ничего не светит – многодетность, как основа для требования улучшения жилищных условий, отпала, да и дети выросли, ну а купить за безумные деньги что-нибудь даже на окраине, там, где метры числом поболе, ценою подешевле, она и не мечтала. И вообще, что она будет делать, когда иссякнут силы и уже не будет возможности играть весь вечер перед пьющим и жующим залом, приплясывая, перекидываясь шутками с клиентами и кося глазом на медленно наполняющийся зелененькими бумажками футляр скрипки? Лучшая подруга, Арина, платила ей номинальную зарплату, да и ту называла зряплатой, и ее семейный бюджет во многом зависел от чаевых. Правда, последнее время дети вдруг стали сами прирабатывать. Дина как-то снисходительно объяснила ей, что студент может, если не дурак, зарабатывать в Москве чуть ли не полтысячи в месяц – зеленых, естественно, и потому не торопится заканчивать вуз. Да, за каких-то пятнадцать лет все изменилось...
Каролина вошла в малый зал.
Можно было пройти кружным путем, через служебный коридор и через подсобку за кухню, туда, где располагалась ее гримерная, как громко именовалась каморка с зеркалом и шкафчиком. А можно было пройти через большой зал и прямо проследовать к себе.
Она так и сделала.
В большом зале, за столиком на двоих, рядом с крохотным подиумом сидела Арина в изящном французском дневном костюмчике и при полном макияже, а рядом причина этого не совсем уместного днем «намаза» – мужчина в замшевой куртке изумительного, светло-серого цвета. Он оглянулся, и Каролина с ужасом поняла, что пропала.
Высокий, седой, с моложавым лицом, светлоглазый, – да, Господи, при чем здесь отдельные черты? Это было как удар молнии. Мгновенно она все про себя поняла и, заглянув на века вперед, узнала, что жизнь ее безнадежна, что она нелепая, привязанная к земле курица, и вообще старая дура, коль позволяет себе такую роскошь, как влюбляться с первого взгляда...
–?Познакомьтесь, это моя скрипачка, Каролина Сенчковская, – донесся до нее, как через вату, голос Ариши.
–?Алекс, – представился мужчина. Голос у него оказался сочным, звучным, что-то вроде баритонального баса, как раз такой, как надо, чтобы внушать доверие глупым курицам, вроде нее, и демонстрировать мужественность обладателя. – Вы носите скрипку, как омоновец свой «калашников», – улыбнулся он.
Почему сотни людей видели это и никому в голову не пришло такое простое сравнение? А ведь ей всегда казалось, что оно лежит на поверхности.
–?У каждого свое оружие, – ответила она.
–?У вас есть польские корни?
–?Почему вы так решили?
–?По звучанию вашего имени.
–?Я не люблю свое имя. Друзья называют меня просто Лина, – сказала она и пунцово покраснела. Получилось как приглашение в друзья.
Он так и понял.
–?Я был бы рад услышать вашу игру, Лина.
–?Так за чем дело стало? Пять дней в неделю, кроме понедельника и вторника. – Боже, она ли это? Когда она так смело и отвязно разговаривала с мужчиной, если в этот момент не играла на скрипке? Каролина наткнулась взглядом на ставшие вдруг злыми, сузившиеся глаза лучшей подруги и поспешила распрощаться.
«Ничего, – подумала она, – отсижусь в своей конуре, оклемаюсь от шока, почитаю что-нибудь, кстати, там у меня Улицкая недочитанная валяется... А вечером со скрипкой наперевес в зал... И никаких Алексов».
Глава 2
К счастью, Алекс в этот вечер в ресторане не появился. Ни он, ни Арина. Каролина играла вяло, никак не могла поймать то вдохновение, когда чувствуешь, что весь зал в твоих руках и повинуется малейшему движению твоей души, переданному смычком. И как сигнал, что играет она плохо, нарастал шум голосов...
К двенадцати, к закрытию, появилась дочь Дина. Она считала себя обязанной провожать мать домой после того, как какие-то пятнадцатилетние отморозки напали на Каролину и чуть было не отняли скрипку – к счастью, мимо проезжал милицейский патруль...
В ресторане Динку все обожали – от шеф-повара и до старенькой уборщицы. Впрочем, ничего удивительного – Динка выросла здесь и даже, бывало, уроки делала за разделочным столом, консультируясь со всеми на кухне.
Она чмокнула мать в щеку, шепнула: «Ты бы им еще Чайковского забацала, смотри, спят все», – и села за столик для персонала. Завсегдатаи к ней привыкли, несколько лет назад наиболее активные начали подбивать клинья к смазливой девчонке, но дитё продолжало расти и когда вымахало за метр восемьдесят и
