собрания».
Война на сцене
Большой светлый блиндаж примерно на триста человек. Скамьи, стол, покрытый красной тканью, перед ним стул.
«Подумайте о том, чем бы нам здесь заняться в следующие дни. У ваших солдат слишком много времени».
Франц присел ко мне на скамью.
«Сегодня здесь должен состояться эстрадный концерт. Им заправляет один конферансье. Отменить?»
Меня удивил этот вопрос.
«Как так „отменить“? А что за программа?»
«Пока нам удалось найти только гармониста, певца и иллюзиониста. И у конферансье есть кое-что в запасе».
«Не очень богато. Ну ладно, я приду на ваш вечер. Когда он начинается?»
«В девятнадцать часов».
На обратном пути я спросила моих обоих помощников: «Вам приходилось выпускать стенные газеты?»
«Видеть видели, но сами не делали»,? ответил Вальтер.
«Пойдемте со мной, посмотрим на стенгазету в караульном помещении. Она неплохая».
Дежурный спросил нас сквозь окошечко: «Куда?»
«К вам, товарищ. Мы хотели бы посмотреть вашу стенную газету. Можно?»
«Пожалуйста».
Ребята накинулись, конечно, сразу же на карту, на которой фронт был обозначен маленькими флажками.
«Мы каждый день вносим в нее поправки,? объяснил нам дежурный.? Теперь фронт выглядит не так, как месяца два назад, верно? Теперь мы гоним немцев».
Большинство статей в стенгазете были посвящены Сталинграду. Глаза советского солдата сияли. Да и у моих антифашистов тоже. Они поняли: это поворот в войне.
«Госпожа Либерман, если бы у нас была информация, бумага и чем писать, мы бы тоже сделали такую газету»,? сказал Вальтер, когда мы снова оказались в блиндаже.
«Все это вам достану».
Мы стали обсуждать первый номер антифашистской стенной газеты.
«Только не все делайте сами, ребята. Подберите других, кто антифашистски настроен. Вы наверняка здесь не единственные. Вот и появится у вас новый актив».
Вошел Карл В.: «Вы звали меня?»
«Да. Садитесь. Кто вы по профессии?»
«Транспортник. Кабельный завод „Берлин-Обершпрее“.
«А в армии что вы делали?»
«Работал шофером в службе тыла».
«Если я не ошибаюсь, вы противник нацизма. С какого времени?»
«Не хочу выглядеть лучше, чем я есть. Дома я во многом верил нацистам. Но шофер много ездит. Я видел, как нацисты ведут себя на оккупированных территориях. Это свинство. Тут я сказал себе: хватит».
Нас прервали. Карла позвал к себе старший лейтенант.
После обеда наш блиндаж посетило много военнопленных. У каждого было что-нибудь на сердце. В такой ситуации важна каждая мелочь. Где могли помочь, помогали. Конечно, мы старались говорить на политические темы, говорить откровенно. Пришлось хорошо попотеть, прежде чем пленные стали понимать, что между большой политикой и личными делами есть связь. Вновь и вновь мы ставили им вопросы: кому полезен фашизм? Кому нужна война? Подумайте! Подумайте! Но вот думать-то и было им трудно. «Народ мыслителей» разучился думать.
Точно в девятнадцать часов я пошла на вечер. Я волновалась. О том, что сделали нацисты с культурой, знала только по слухам. Что это будет за представление? Все места были заняты. Многие стояли по стенам и в проходе. Я села на стул, который мне приготовили.
На сцену вышел конферансье, сначала он нес всякую чепуху, видимо, сам не знал, о чем говорил. Потом стал рассказывать неприличные анекдоты. С «бородой» и более новые. В зале хохотали? мне было противно. Свои анекдоты он чередовал с трюками, которые ему удавались неплохо. Он был профессиональным конферансье. А что его «искусство» принижало человека, он не понимал. Он не умел иначе. Да и от него не требовали ничего другого.
После него на сцену вышел гармонист. Он сыграл две народные песенки, затем стал наигрывать солдатские песни. Люди в зале подпевали ему с таким воодушевлением, как будто они вот-вот снова отправятся в поход. Я не знала, что делать. Еле-еле сдерживалась. Прекратить этот вечер? Сразу же? Позднее? Я обернулась, посмотрела на военнопленных. Они смотрели на меня. Как она будет реагировать, «эта комиссарша»? На сцене уже выступал иллюзионист.
