На пути к Основанию

– Да. Чтоб физиономия у тебя была гладкая, как коленка. Тогда тебя никто не узнает.

– Нет, это невозможно. Это же все равно, – замотал головой Рейч, – что отрезать себе… в общем, одно и то же, что кастрация.

Селдон покачал головой.

– Ну что ты. Усы – всего-навсего национальная диковинка. Юго же тоже далиец, как и ты, а усов не носит.

– Плевать мне на Юго! Я бы и забыл, что он живой еще, если бы не его математика.

– Он великий математик, и отсутствие усов ему в этом не помеха. И потом… о какой кастрации ты говоришь? Через две недели твои усищи отрастут снова и станут еще гуще.

– Две недели! Какие две недели? Два года надо, чтобы их вот так отрастить… такие… такие…

Он закрыл усы рукой, словно пытался защитить их.

– Рейч, – с укором сказал Селдон, – тебе придется пойти на эту жертву. Если ты с усами станешь моим разведчиком, ты можешь… попасть в беду. Я не могу позволить тебе так рисковать.

– Да я лучше умру! – возопил Рейч.

– Прекрати истерику! – строго проговорил Селдон. – Умирать тебе не надо, а вот усы сбрить надо. Кстати… – Селдон немного растерялся, – маме все-таки лучше ничего не говори. Я сам.

Рейч некоторое время не мигая смотрел на отца и наконец проговорил тихо и безнадежно:

– Хорошо, папа.

– Я разыщу, – сказал Селдон, – кого-нибудь, кто займется изменением твоей внешности, и как, только все будет сделано, вылетишь в Сэтчем самолетом. Выше нос, Рейч, это еще не конец света.

Рейч вымученно улыбнулся. Селдон проводил его взглядом. Лицо его было тревожно. Одно дело – усы сбрить, совсем другое – потерять сына. Усы-то вырастут, а вот если… Селдон прекрасно понимал, что посылает Рейча на опасное дело.

9

Человеку свойственно заблуждаться, и Клеон – Император Галактики, король Трентора и так далее и тому подобное (титулов у него была масса, и по самым торжественным случаям они произносились все целиком – громко, нараспев) – не был исключением. Он был убежден, что он – демократ.

И Клеона всегда страшно раздражало, когда в свое время Демерзель (а потом и Селдон) пытался его образумить, трактуя такое-то и такое-то предполагаемое действие Императора как «тираническое» или «деспотическое».

Но Клеон был уверен, что сам он по природе никакой не тиран и не деспот – нет же, ему хотелось время от времени предпринимать жесткие и решительные действия, вот и все!

Он частенько с ностальгическим одобрением отзывался о тех днях, когда Императоры не были так связаны по рукам и ногам, как он теперь, и вольны были в своих отношениях с подданными. Увы, теперь Император был отрезан от мира и от жизни из-за боязни, что кто-либо покусится на его драгоценную персону.

Весьма сомнительно в этой связи, чтобы Клеон, которому никогда в жизни не доводилось общаться с людьми иначе, как только в ограниченном количестве и в строго определенной обстановке, сумел бы запросто, как ни в чем не бывало поболтать с незнакомцем, но ему самому казалось, что это было бы восхитительно. А потому он просто-таки затрепетал от предвкушения редкой возможности побеседовать с одним из подданных во время прогулки по парку – расслабиться, забыть хотя бы ненадолго о том, что он – Император. О, как ему хотелось побыть демократом! Как он этого жаждал!

Да хоть с этим садовником, про которого рассказывал Селдон. Как это было бы благородно, как замечательно: щедро вознаградить его за преданность и мужество, но самолично не поручая это никому из приближенных.

Итак, Клеон назначил садовнику встречу в большом розарии, где цвели и благоухали розы всевозможных сортов и оттенков. «Самое подходящее место, – думал Клеон. – Я мог бы там с ним и случайно встретиться, но пусть его все-таки туда приведут. Не могу же я, в самом деле, слоняться по парку и ждать, не выйдет ли он сам ко мне. Да, ждать я не могу, я же все-таки Император». (Увы, одно дело – демократия, но совсем другое – всяческие неудобства.) Садовник ожидал Императора в условленном месте, рядом с кустами роз. Глаза его были выпучены, губы дрожали. «Наверное, – подумал Клеон, – никто не рассказал бедняге, зачем именно я хочу его видеть. Ну да это ничего, я его успокою, но только как же его зовут?»

Клеон обернулся и шепотом спросил у одного из сопровождавших его чиновников:

– Как зовут этого садовника?

– Мандель Грубер, сир. Он служит садовником тридцать лет.

Император кивнул и, улыбаясь, проговорил:

– А, Грубер, это вы. Как приятно познакомиться с таким славным и трудолюбивым садовником.

– Сир, – стуча зубами, пробормотал Грубер. – Талантов у меня немного, я человек простой, я только стараюсь получше угодить Вашему Величеству.

– Ну да, ну да, – покивал головой Клеон, раздумывая о том, не усмотрел ли садовник в его словах издевки. Ох уж эти маленькие люди, нет в них тонкости и понимания. Как с такими будешь демократом? – Мой премьер-министр, – продолжил Клеон, – рассказывал мне о том, как вы однажды бросились ему на помощь. Похвально, Грубер, похвально. Еще он мне говорил о том, что вы очень хороший садовник. Вы с ним друзья, похоже?

– Сир, господин премьер-министр очень добр ко мне, но я знаю свое место. Я никогда не заговариваю с ним первым.

– Ну-ну, Грубер. Вы человек воспитанный, понимаю, но только премьер-министр, как и я, большой демократ, и к тому же я доверяю его мнению о людях. – Грубер низко поклонился. – Как вы, конечно, знаете, Грубер, – сказал Император, – главный садовник Малькомбер – человек пожилой, и ему пора на пенсию. Навряд ли он уже справляется со своими обязанностями.

– Сир, мы, все садовники, очень уважаем главного садовника. Да продлятся дни его, а мы всегда готовы положиться на его опыт и мудрость.

– Славно сказано, Грубер, – небрежно кивнул Император, – однако вы должны отлично понимать, что все это – пустые слова. Нет-нет, он уже никуда не годится. Он сам, кстати, уже почти год просит отпустить его на пенсию. И я ему обещал, что отпущу, как только найду ему подходящую замену.

– О, сир, – испуганно забормотал Грубер, – нас у вас пятьдесят садовников, и мужчин, и женщин…

– Я знаю. Но я выбрал вас, – сказал Император и благосклонно улыбнулся. О, как он ждал этого мгновения! Он был совершенно уверен, что, услышав эти слова, Грубер падет на колени и рассыплется в благодарностях.

– Сир, – сказал Грубер, – это слишком большая честь для меня – слишком большая.

– Не скромничайте, – оборвал его Клеон, до глубины души оскорбленный тем, что его суждение кто- то осмелился оспаривать. – Пришла пора признать ваши заслуги по достоинству. Больше вам не придется торчать тут в любую погоду. Перейдете в кабинет главного садовника. Я распоряжусь, чтобы его отремонтировали для вас. Очень хороший кабинет. Можете перевезти своих домашних в новые апартаменты. У вас же есть семья, верно, Грубер?

– Да, сир. Жена и две дочери. И зять.

– Прекрасно. Вам будет очень удобно на новом месте, и вы сможете наслаждаться своей жизнью, Грубер. Будете жить под крышей, вдали от любой погоды, как истинный тренторианец.

– Да какой же я тренторианец, сир… Я с Анакреона…

– Это мне известно, Грубер. Для Императора все миры равны. Все решено. Вы заслужили эту должность.