Элис узнала большую оливу на заднем фоне и начала разглядывать лица. Вот Амира и ее муж, которого она узнала по портретам, висевшим в каждой комнате дома Рашидов, – важный, грудь бочонком. Вот Марьям и Сулейман, их сын Ицхак. А вот Ибрахим – юноша Лет восемнадцати – смотрит не в объектив, а на отца.
Элис вдруг поняла, как похожа на отца Ясмина.
– А кто эта молодая девушка? – спросила Элис.
– Это Фатима, старшая сестра Ибрахима, – ответила Марьям.
– Фатима? Ибрахим никогда не говорил мне о ней.
– Когда-нибудь расскажет… Я сделаю копии с этой фотографии и подарю вам и Амире – она ее поместит в альбом. – Марьям лукаво улыбнулась: – У нее все снимки аккуратно разложены по альбомам, а я просто ссыпаю в коробки.
– Марьям, – спросила Элис, показав гостье цветущий цикламен, – а почему в альбомах нет фотографий родных Амиры?
– Вы ее не спрашивали?
– Спрашивала, и каждый раз она отвечала, что, войдя в семью Али, стала считать ее своей семьей. Но ведь есть же у нее родители?
– Сами знаете, не всегда у родителей и детей все гладко…
Да, Элис знала. Ее отец, граф Пэмбертон, после замужества Элис порвал с ней отношения и вел себя так, будто Эдвард – его единственный ребенок. Элис надеялась, что он смягчится после рождения Ясмины, но он не написал и не приехал, хотя прислал подарок – внушительный чек на имя девочки.
Что же могло произойти между Амирой и ее родителями?
– В альбомах нет и фотографии матери Захарии. Вы ее знали?
– Нет, не знала, – ответила Марьям.
– Даже ее имени? Марьям покачала головой:
– Нет.
– Марьям, – собралась с духом Элис, сознавая, что ей некому задать этот вопрос, кроме этой доброжелательной и умной женщины, – как вы думаете, я здесь уместна?
– Что вы имеете в виду, дорогая? – встревоженно спросила Марьям. – Разве вы не счастливы?
– О, я счастлива, дело не в этом. Это трудно объяснить… Иногда я себя чувствую словно часы, которые отсчитывают не то время, как неправильно настроенное пианино… Как будто я не синхронна с окружающим миром. Иногда вечером в гостиной я гляжу на семью моему мужа и вижу их как на размытой фотографии, снятой не в фокусе. Дело не в них, они – на своем месте. Дело во мне. Я… словно квадратный гвоздь в круглой дыре. Я счастлива здесь, Марьям, но иногда…
– Понимаю, дорогая, – вы счастливы, но хотите чего-то еще. Человек всегда хочет перемены.
Элис смотрела на дом, густо-розовый в лучах восходящего солнца, и ей казалось, что она видит сквозь каменные стены длинный ряд комнат.
– Сейчас, – сказала она задумчиво, как будто говоря сама с собой, – Амира ходит со служанкой из комнаты в комнату, пересчитывая белье и посуду.
– Да, – засмеялась Марьям, – у Амиры царит идеальный порядок. Иногда я думаю, что неплохо было бы, если б она заботилась и о моих простынях. Боже, что творится у меня в чуланах!
– Я завидую ей, – сказала Элис и вдруг осознала, чего же ей недостает – собственного дома! Если британцы уйдут и Египет вернется на старые пути, ей легче будет жить в своем доме. Ей легче будет бороться с традициями– спасти себя и дочь от закабаления.
– Я скажу об этом Ибрахиму сегодня ночью! – решила она. – У нас должен быть свой дом.
Весь Каир говорил о низложенном короле. Семья Ибрахима, собравшаяся в гостиной после обеда, не составляла исключения.
– Кто бы мог подумать, что его величество был так расточителен! – поджимая губы, заметила кузина – старая дева, согнувшаяся над своим вязанием.
Фарук и его семья покинули Египет спешно, взяв только ценности из александрийского дворца. Сейчас Революционный совет производил инвентаризацию во дворцах Абдин, где насчитывалось пятьсот комнат, и Кубба, где их было только четыреста. Там были малахитовые ванны, гардеробы с тысячами костюмов, коллекции драгоценных камней и золотых монет, подвалы, набитые пленками эротических видеофильмов, и маленький сейф с ключами от пятидесяти помещений в Каире – на каждом ключе имя женщины и ее сексуальный рейтинг. Интересен был и список вещей королевы: венчальное платье Нариман, украшенное двадцатью тысячами бриллиантов, сто ночных сорочек из кружева ручной работы, пять норковых шуб, десятки пар туфель на высоких каблуках чистого золота. Оценку произвели эксперты известной лондонской фирмы «Сотби»; был назначен аукцион, деньги от распродажи предназначались для помощи неимущим слоям населения. Конфискованное имущество королевской семьи было оценено в семьдесят миллионов египетских фунтов.
– Мне все это не нравится, – прошептала Ибрахиму Нефисса, – они сидели рядом на маленьком диванчике, с чашечками кофе в руках. – Принцесса – моя подруга.
Ибрахим промолчал, боясь сказать слишком много.
– Выбросить людей из дома, выставлять на продажу их личные вещи. Если бы принцесса была в Египте, она не вынесла бы этого. – Нефисса перебирала пальцами волосы Омара, вспоминая дружбу с Фаизой и незабываемую ночь «Соловья и Розы». Потом в ее мыслях возник Эдвард, брат Элис, так напоминающий лейтенанта, светловолосый и голубоглазый. Был ли он разочарован, когда две недели тому назад поездка в Александрию не состоялась? Но ведь можно организовать другую поездку– например, он не видел еще пирамиды в пустыне.
