службу, женщины помолились дома. Садовая калитка была, как обычно, открыта для приема гостей. Внучки помогали Амире в хлопотах на кухне – она исподволь приучала их к хозяйству, регулярно заставляя выполнять работу служанок.
– Что такое импотенция, умма? – спросила Ясмина. Амира как будто и не слышала внучку – Ибрахим сообщил ей, что он дал согласие Хассану аль-Сабиру, который просит в жены Ясмину, и она была очень растревожена этой новостью.
– Умма?
Амира посмотрела на Ясмину:
– Что тебе, Мишмиш?
– Я слышала, что ум Хуссейн просил у тебя лекарство от импотенции. А что это такое?
– Неспособность мужа выполнять свой долг. Ясмина нахмурилась – она не совсем понимала, что такое долг мужа.
– А какое есть лекарство от импотенции, умма? Прежде чем Амира ответила, из угла кухни прозвучали слова старой поварихи Бадавии:
– Молодая жена! – и вся кухня грохнула смехом.
Амира обняла Ясмину и с улыбкой сказала:
– Бог даст, этой заботы у тебя в замужестве не будет, Мишми!
– О, я замуж не собираюсь! Кончу университет, стану доктором. Я знаю свое будущее.
Амира и Марьям, которая тоже помогала на кухне, обменялись понимающим взглядом – уж эти современные девушки!
Вмешалась в разговор Камилия:
– И я хотела бы знать свое будущее!
Марьям подошла к ней, погладила по голове и сказала:
– Мы в молодости вот как гадали: надо подержать в ладонях яйцо, ровно семь минут, и потом опустить его в стакан с водой: если яйцо не потонет, муж будет богатый, если потонет – бедный, если скорлупа треснет…
– Да я не об этом хочу знать, тетя Марьям! – нетерпеливо прервала ее Камилия.
Ясмина взяла из рук Бадавии малиновый торт, только что вынутый из печи, и вдохнула его аромат.
– Умма, – спросила она, – а почему больные женщины приходят к тебе, а не к настоящему доктору, как папа?
– Из скромности, дорогая, – ответила Амира, тщательно вытирая чашки.
– Но ведь у папы есть пациентки!
– Этих женщин я не знаю, а ко мне приходят те, которые не хотят показываться чужому мужчине.
– Но тогда нужно больше докторов-женщин, правда, умма?
– Сколько вопросов! – Амира засмеялась и снова обменялась взглядом с Марьям – ах уж эта молодежь!
Внуки Ибрахима и Нефиссы наполняли дом Рашидов звоном и трепетом молодости, и Марьям, дети которой разъехались по всему свету, часто завидовала подруге. Последнее время она думала, что мужу пора бросить дела, которые к тому же в новом Египте шли не особенно успешно, чтобы им обоим уехать к детям и растить внуков. Она собиралась сегодня поговорить об этом с Сулейманом.
Захра на кухне вынимала из печи поднос со сдобными булочками, посыпанными кунжутом. Ей было уже тридцать лет, она очень пополнела. Из кухонной девчонки за эти годы она стала первой помощницей главной поварихи Бадавии и должна была вскоре занять ее место – та была уже очень стара.
Камилия взяла из ее рук поднос; Захра ласково посмотрела на ее озабоченное хмурое личико.
Захра относилась по-матерински и к ней, и к Ясмине. Она высчитала, что дата поминовения матери Камилии, когда девочка ездила на кладбище, совпадает с датой первой встречи Захры с незнакомцем.
Значит, это в ночь смерти первой жены он рыдал на берегу канала, когда Захра подошла к нему с кувшином, поняла она. Захра нежно относилась и к девочке, лишившейся матери, и к Ясмине, рождение которой было причиной усыновления Захарии. Обе девочки были ей как родные.
– Тетя Марьям, – спросила Камилия, которая выглядывала из окна кухни, потирая плечо, ушибленное Омаром, – вы смотрели новый фильм с Дахибой?
– Нет. У дяди Сулеймана нет времени ходить в кино.
– Ну, сходите с уммой. Как Дахиба танцует! Амира, услышав предложение Камилии, рассмеялась:
– Когда мне ходить в кино! – Потом она обратилась к Ясмине: – У детей миссис Абдель Рахман летняя лихорадка, я должна им отнести настой иссопа. Поедешь со мной?
– Охотно, умма. Я пойду за такси.
В это время в кухню вошел Захария. Одна из кухонных девушек подготавливала мелких птичек породы ассафир; она ощипывала их, отрезала лапки и клювики, вдавливала головки в разрез на груди и нанизывала их на небольшой вертел. Захария при виде этих четок вздрогнул и отвернулся.
«Как похож на отца! – нежно подумала Захра. – Абду тоже был добр и сострадателен ко всему живому…» И в другом он похож на отца: сочиняет стихи, религиозен; и даже в физическом облике Захарии – широкоплечего и зеленоглазого – словно возродился Абду, возлюбленный Захры.
