городском базаре, но «должность» занята и в колхозе не работает. Пример третий – сельский клуб, изба с тремя окнами. Здесь завклубом, киномеханик и баянист, последний, правда, на полставки. Но «должности–то заняты и в колхозе не работают уже трое. Остальные «должности» только перечислю: фельдшер в медпункте, а иногда еще и с заведующей, уборщица в конторе, состоящей из двух комнат, председателя и бухгалтера. Штук пять–шесть бригадиров и разных звеньевых, в бригадах и звеньях которых кроме них еще по два человека, но сами не работают – начальство. Я еще массу «должностей» не назвал, таких как электрик и специалист по доильным машинам, которые всегда находятся дома, при своем хозяйстве, и когда надо, за ними присылают дежурную машину, как правило, бортовой автомобиль. У председателя, разумеется, имеется личный шофер, словно он западный банкир. А еще директор школы, начальник сушилки, у которого на службе только одни городские повременщики и ни одного сельского труженика. Таким образом, вся деревня «при должностях», а в полях работают только два–три тракториста с прицепщиками–малолетками, два–три комбайнера с помощниками, да доярки на ферме. Все, больше ни в полях, ни на остальных чисто сельских производствах никого нет. Всю остальную работу делают городские академики, профессора со студентами, воины советской армии и командированные шахтеры, металлурги и прочие строители с токарями–фрезеровщиками. Вспахать–посеять–скосить на мощном тракторе «К – 700» — это раз плюнуть. А вот полоть капусту – морковку, сено ставить, силос закладывать, строить – ремонтировать все и вся, картошку копать и прочие самые трудоемкие, вручную выполняемые, сельские работы – целиком и полностью ложатся на плечи горожан, которые тоже не хотят эту работу делать, больно ученые. Мало того, сельские труженики в кирзовых сапогах и телогрейках на все сезоны, еще и подсмеиваются над городскими интеллектуалами: «жрать захотите, прополете, выкопаете, погрузите и увезете, а зимой еще и переберете».
Главное, была бы польза от такого обилия свободного времени у колхозников. Так нет же, самогонный аппарат в каждом дворе, пьют без продыху. Разучились напрочь бить масло, варить варенец, делать и коптить колбасы и окорока, плести корзины, рыбачить. Знаете кругооборот молока в природе? А вот он: корова дает ведро молока, три литра выпивают, а семь литров – свиньям. За маслом – в магазин. Забили свинью, всякие субпродукты – опять свиньям или собакам, остальное испортилось, оттепель. Впрок заготовить – разучились, приемщиков всего этого добра – нет. Желания – тоже. Надо день прожить, а утром опохмелиться на другой бок. Сена в колхозе украдут, комбикорма свиньям – тоже. Галстук одеть и рубаху белую – куда, в клубе все в телогрейках и сапогах навозных, выпившие, семечки щелкают, девок по заднице наотмашь «шутят». Весело, вольно, городские приедут завтра работать. И мы хотим получить из этих люмпенов фермеров? Хотим чтобы они избирали достойных? Они и сегодня все в колхозах, после всех приватизаций, малого бизнеса и прочих новомодных демократических штучек. Правда, появились закупщики, в основном азербайджанцы, так они платят еще меньше, чем платили при социализме, а продают на московских рынках сами видите почем. Зачем нынешним деревенским люмпенам все нововведения. Они генетически запрограммированы так жить, и ничего с этим пока не поделаешь. Их сперва воспитывать надо, показывать, объяснять. Зачем? Это ведь электорат, пусть живет как знает, лишь бы голосовал, за кого внушат.
Надо еще несколько подробнее остановиться на интересах люмпенов. Ну, первый интерес – это выпить в любой день и любое время суток, желательно в своей мужской компании. Потом поговорить за жизнь. Разговоры эти бывают всего двух типов: «про баб» и о политике. «Про баб» в основном мнения сходятся, поэтому разговор дракой не заканчивается. Вы не подумайте, что «про политику» это, в самом деле, про политику. В «политику» в основном входит обсуждение ближнего и дальнего начальства. Господи, если бы начальство знало, насколько люмпенам известна их частная жизнь, включая сюда от измен супругов с мельчайшими подробностями и, заканчивая тем, кто строил, за какие деньги и где украдены материалы на начальнические коттеджи. По этим «политическим вопросам» всегда получается так, что мнений никогда не бывает меньше чем выпивающих мужиков. Поэтому многие из них и сидели в тюрьмах, в основном, за пьяную драку из–за расхождений во мнениях.
Второй интерес – это телевизор, что бы там ни показывали. А ведь в большинстве российских городов совсем до недавнего времени была всего одна программа, максимум – две. Заметьте, что телевизор в доме появился почти в каждой семье, не считая москвичей, всего около тридцати лет назад, а цветной — и того меньше, всего 15 лет назад. Крайние точки статистики я отбросил. Никто сегодня не может обойтись без пресловутого «ящика». Поэтому народ верит телевизору почти так же как верит очевидец драке, в которой сам участвует. К нам из–за границы пришло, что телевизор — это мощнейшее средство пропаганды, вернее, средство промывания мозгов, но если бы они там знали, насколько это мощное средство мощнее у нас? В десятки раз мощнее, особенно когда программа одна. У президентов там прекрасно разбираются в этой мощности. Недаром так жестоко «наезжают» на частный «Медиа–мост».
Все, больше общих интересов у люмпен–пролетариата нет, интересов частных много, но они не имеют никакого отношения к рассматриваемому мной русскому загадочному характеру. Это и голуби, и карты и десятки, если не сотни других разных хобби. Самое интересное в том, и это прямо относится к русскому характеру, что эти интересы за самым редким исключением не объединяют людей. Все эти интересы, за исключением карт, разумеется, проявляются приватно, у себя в доме, в сарае или на природе. Я за всю жизнь свою не видел и не слышал, чтобы, например, любители подледного лова, конструкторы– самоделкины» или шахматисты самостийно объединялись, создали бы какую–то относительно прочную организацию. Нет такого в России, и никогда не было, что резко отличает ее от всех других стран мира, где таких объединений, притом без всякой организующей помощи извне, многие тысячи.
Эти объединения людей на Западе создаются по любому поводу, типа Любителей острых ощущений, Борцов против перехода улиц в неположенном месте, Защитников чего–нибудь от кого–нибудь, Любителей всего и в частности и так далее. Несмотря на почти невозможность найти более или менее строгих последователей данного любительства, эти общества создаются, действуют и привлекают новых членов на строгой иерархии управления и бюджете, в который государство не дает ни копейки. Яркий пример — Общество анонимных алкоголиков, которое с некоторой поддержкой государства, но абсолютно от него автономное, настолько завоевало себе авторитет в Америке, что стало международным и теперь несколько безуспешно, но настойчиво, пытается развернуться в нашей стране.
Я прошу не принимать во внимание всякие не самобытные, но специально организованные государством «общества» в бывшем Советском Союзе и нынешней России. Например, Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту (ДОСААФ), Научно–техническое общество (НТО), Международное общество помощи революционерам (МОПР), Всесоюзное общество изобретателей и рационализаторов (ВОИР), Союз обществ Красного креста и Красного полумесяца и так далее и тому подобное. Разница в том, что в эти «Общества» с большой буквы «членов» загоняют палкой и не ради самого членства, а ради членских взносов, которыми распоряжается ЦК КПСС и правительство, в крайнем случае – его функционеры, которых никак не «достать» рядовым членам.
Дружинников помните? А народных контролеров? А внештатных работников милиции? А советское Общество трезвости? Первыми получили «корочки» дружинников и внештатных сотрудников милиции бандиты. Руководить народными контролерами стали те госслужащие, которые больше всех воруют, не конденсатор какой–нибудь, а сразу целыми коттеджами и дачами. В руководители и члены Общества трезвости набрали тех, кто никогда ничего не пил крепче кваса и кефира, поэтому они даже не знали, что в этом обществе делать. Бороться с пьянством они не умели, так какого же черта им платить куда–то деньги? Если они их не пропивали, так что же, отдавать их государству на танки что — ли?
Обратим внимание хотя бы на Детский фонд писателя Лиханова. Где он, что с ним? Никто не знает. А он создавался–то под фанфары всей страны. Но, как только набрали денег, так и слух о нем пропал, не то, что народный контроль над его действиями. Почему? Да, потому, что создавался он под всеобщим пропагандистским давлением под определенного начальника. «Где деньги, Зин»? Как пел Высоцкий.
Поэтому загадочная русская душа, и без этого не умеющая объединяться с другими душами, этими самыми насильственными советскими «обществами» окончательно и бесповоротно потеряла эту способность. Пропал даже зародыш объединения для защиты любых своих интересов, начиная от любительства подледного лова, и кончая правом вовремя получать свою зарплату, не говоря уже о ее размере. Поэтому какой–нибудь умелец в одиночку 10 лет из швейной машинки, тракторного редуктора, алюминиевых корыт, деталей сенокосилки, маслобойки, доильного аппарата и прочих бросовых железок со свалки собирает автомобиль, который ему никогда не купить. Поэтому любители сбора кедровых шишек
