что некоторые из этих назначенцев — пациенты психиатрических больниц. Но за это время приобретен огромный опыт в развитии демократии. У граждан развился новый менталитет. Сформировалась какая никакая, но все же политическая и бизнес–элита. А Путин катастрофически недооценивает этот факт и пытается, как бы все начать с начала. Французы некогда говорили по поводу Бурбонов: «Они ничего не забыли и ничему не научились». То же самое можно сказать и о нынешних обитателях Кремля. Как юрист по образованию, например, совершенно не понимаю, что такое вертикаль власти. Такого термина нет ни в законодательстве, ни в научной литературе. Это чисто пропагандистский термин, за которым скрывается все та же административная система, система тотального контроля за обществом.
Ростовский: Как вы себя чувствуете в роли единственного воина в поле?
Федоров: Прямо скажу: я ощущаю дискомфорт. А больше всего мне грустно вот по какому поводу. Еще три месяца назад весь состав Совета Федерации единодушно отвергал президентские региональные инициативы как нарушающие целый ряд статей Конституции РФ, ряд законов и несколько постановлений Конституционного суда РФ. А когда мы снова собрались через два месяца, никто об этом и не вспомнил. Все молча согласились с президентом. Получается, что в течение двух месяцев у Совета Федерации было два диаметрально противоположных мнения по одному и тому же вопросу.
Ростовский: Как вы думаете, почему ваши коллеги поступили так, как они поступили?
Федоров: Это очень просто. Ведь я с большинством из них общаюсь накоротке. Причин было две. Представитель кремлевской администрации звонит, например, президенту национальной республики и говорит ему: «У вас есть такие–то социально–экономические проблемы. А из федерального бюджета вы хотите получить столько–то. Это правильно?» — «Правильно», — отвечает президент. «В таком случае по следующим вопросам вы должны занимать такую–то позицию. Иначе все будет перекрыто!» Это почти дословный пересказ очень многих таких диалогов. Вторая крайне распространенная ситуация. Руководителям регионов демонстрируют подборку касающихся их криминальных и околокриминальных материалов. А затем говорят: «Если не будешь слушаться, то все это станет достоянием гласности и начнутся процедуры, вытекающие из Уголовного кодекса!»
Ростовский: Были ли у губернаторской оппозиции хоть какие–то шансы блокировать эти путинские региональные реформы?
Федоров: Если бы потребности в конституционной культуре были достаточно заметными в поведении депутатов и членов Совета Федерации, никаких проблем в нейтрализации антиконституционных поползновений власти не было бы. Проблема ведь была вовсе не в соотношении сил. А в том, что 95 процентов политического истеблишмента страны ищет истину не в законе и в суде, а в начальнике — в президенте, премьер–министре или губернаторе (выделено мной).
Ростовский: — Были ли вы удивлены, что в конечном итоге остались в одиночестве? И как к вам сейчас относятся коллеги: избегают или втихомолку подбадривают?
Федоров: Честно говоря, удивлен я был не очень сильно. А компенсация за мои личные переживания состоит в том, что ко мне в последнее время подходили очень многие члены Совета Федерации. Большинство говорило примерно следующее: «Какой ты молодец, Николай Васильевич! Мы восхищаемся твоим мужеством. Но нам тебя жалко. Ты ведь был перспективным!» Так что в глубине души они все со мной. Но они боятся. Очень приятно было и другое. Из всех многочисленных выступлений на заседании Госсовета Путин откликнулся только на мое. Во всяком случае, полемизировал он фактически только со мной.
Ростовский: Вы сказали, что ваш спор с Петиным произошел из–за методов, которыми пользоваться, — дубиной или Конституцией. Извините, но ведь в России всегда уважали дубину и никогда не уважали Конституцию…
Федоров: Боюсь, что вы правы. Но в этом и трагедия российского общества. С учетом сырьевых ресурсов России при благоприятной конъюнктуре на нефтяном и газовом рынках за счет дубины можно еще вполне просуществовать 5–10 лет. Но именно просуществовать, а не развиваться. Любому образованному человеку ясно, что в эпоху технологической и информационной революций методом дубины мы сможем лишь загнать российское общество в средневековье. И не более того.
Ростовский: Насколько велики шансы, что Конституционный суд поддержит ваше мнение?
Федоров: Если суд останется на позициях Конституции РФ, то вероятность моей победы стопроцентна. Вопросы, которые я поставил, риторические для любого студента второго курса юрфака.
Ростовский: Вы заявили, что с таким цинизмом, который вам продемонстрировали кремлевские руководители, вы не сталкивались даже во время своего визита к секретарю ЦК КПСС Медведеву в конце 80–х. Что конкретно вы имели в виду?
Федоров: В ЦК меня вызывали как руководителя рабочей группы по подготовке первого союзного закона о печати. В течение четырех часов Медведев с помощью аргументов уговаривал и убеждал меня, что страна еще не готова к свободе печати. Мол, может быть, это случится. Но лишь через двадцать лет. А можно ли представить, чтобы сегодня в Кремле в чем–то убеждали регионального лидера? Нет. Там только диктуют и угрожают. Хотя мне этого очень не хочется, я расскажу одну историю. Перед недавней встречей президента с руководителями приволжских регионов ко мне подошел один мой коллега и говорит: «Николай Васильевич, этот С. (очевидно, зам руководителя кремлевской администрации Сурков — «МК») совсем обнаглел. Приехал ко мне и начал прямо говорить, что Федорова надо всячески валить!» Через 30 минут после этого у меня была встреча тет–а–тет с Путиным. Как вы знаете, все собеседники выходят от него словно на крыльях. Он ведь очень душевный человек в конфиденциальном общении. Такая встреча была и у нас. Я был ею просто восхищен. Во время этой беседы он высказал массу комплиментов в мой адрес и спросил: «Чем помочь?» Тут я не удержался, от помощи отказался, но рассказал про эпизод с С. Путин: «Как так можно! Я ему таких заданий не давал! Обязательно разберусь!» И что вы думаете? После этого этот товарищ еще больше обнаглел, а его давление на меня многократно усилилось!
Ростовский: Вы обвиняете Кремль в грязной игре. Но ведь федеральный центр так и не использовал против вас самый мощный ресурс: не сократил трансферты и не заморозил объекты федерального строительства…
Федоров
Ростовский: Почему Кремль не снимает бархатных перчаток: из благородства или не верит в серьезность угрозы возникновения губернаторской оппозиции?
Федоров: Да нет сегодня никакой угрозы губернаторской оппозиции. И когда меня называют оппозиционером, это вызывает у меня некоторый дискомфорт. Я не оппозиционер по природе. Оппозиционеры — это те, кто нарушает Конституцию. Ну а самая страшная угроза для Путина — от льстецов и угодников. Ну а если отвечать на ваш вопрос… Меня даже Ельцин при всех сложностях наших взаимоотношений как–то терпел. Может быть, и Путин будет поступать так же.
Ростовский: Вы упрекаете Кремль в антидемократическом поведении. Однако при этом сами добиваетесь того, что в демократических странах считается нонсенсом — права на третий президентский срок. Как это совместить?
Федоров: Это абсолютно неправильное понимание моей позиции. Начну с того, что формулировка об ограничении сроков пребывания президента в должности появилась в проекте федеральной Конституции с моего согласия и одобрения. Официально заявляю также, что не планировал и не планирую баллотироваться в президенты Чувашии на третий срок. Я сегодня нахожусь в таком состоянии здоровья и в такой усталости от работы, что дай бог мне доработать свой нынешний срок. И после этого поменять образ жизни и немножко побыть в другой среде. Теперь о сути моей позиции о третьем сроке для региональных руководителей. Да, Конституция США запрещает президенту избираться на третий срок. Но американский конгресс никогда не регламентировал сроки пребывания у власти губернаторов штатов. Тот же Клинтон избирался губернатором Арканзаса три раза подряд. Никогда в этот вопрос не вмешивались парламенты Германии, Индии, Мексики и других федеративных государств. Точно так же, по моему мнению, должно быть и в России. Давать ли своему руководителю право избираться на третий срок или нет, должен
