Или приходит мальчик и говорит:
– Мама говорит, что здесь нет кило соли.
– Как это нет? – кричит он. – Я своими глазами видел, когда взвешивали. Неси-ка ты соль матери и скажи ей, что здесь ни граммом больше, ни граммом меньше.
Теперь даже мальчишки, ученики при лавке, стали его бояться. Он замечал каждую мелочь.
– Эй, эй, ты ослеп, что ли, не видишь, что кофе сыплется? А ну, нагнись, да собери все. Разве ты не знаешь, что каждое зернышко на вес золота ценится?
Накричит он на одного и принимается за другого:
– А ты почему не вытер крышку от бидона с постным маслом, не видишь, сколько пыли на ней? Я тебе уши оборву, если покупатель придет и вернет товар из-за грязи.
Он совал свой нос не только в мелочи, с каждым днем он все больше вмешивался и в крупные дела. Садится, например, Тодор за прилавок писать письмо.
– Что пишешь? – спрашивает господин Джурджевич тоном опекуна.
– Да вот хочу заказать немного постного масла, – виновато отвечает Тодор.
– А сколько его еще осталось? – продолжает допытываться тот.
– Да немного есть.
– Э, тогда не заказывай. Закажешь перед постом; тогда свежее масло будет очень кстати.
– Как бы не опоздать, – замечает Тодор.
– Не опоздаем – придет время, я тебе скажу.
И бедняга Тодор рвет начатое письмо
IV
Летний день, послеобеденное время. Покупателей нет. Тодор пошел в кафану играть в домино; один из учеников отправился в город получить по счету, а в лавке остался другой. Он спокойно стоит за прилавком, а господин Джурджевич дремлет на своем стуле.
Мухи жужжат и кружатся над инжиром, изюмом и брынзой, мальчишка усердно отгоняет их. Правда, он не проявлял бы такого усердия, а дремал бы стоя, как дремлют в жаркую погоду все ученики, если бы ему только что не попало от господина Джурджевича, заметившего, что он набрал из бочки целый карман инжира.
Вздремнув немного, Илья встает и совсем по-хозяйски спрашивает:
– Покупатели приходили?
– Нет. – испуганно отвечает ученик.
– А хозяин из кафаны не приходил?
– Нет.
– Гм, гм! – произносит Илья, идет за прилавок, достает из конторки приходо-расходную книгу и начинает просматривать. Листая книгу, качает головой и пишет какие-то цифры на старом кульке, поднятом с пола. Подведя итог, он снова качает головой.
Наконец, из кафаны приходит Тодор. Илья закрывает книгу, озабоченно прохаживается несколько раз по лавке, а затем оборачивается к ученику:
– Выйди отсюда, постой за дверью.
Мальчишка выходит довольный, что на улице он может вздохнуть посвободнее.
Илья еще раз проходит по лавке, значительно поднимает брови и поворачивается к Тодору.
– Послушай, Тодор, так дальше дело не пойдет!
– Что не пойдет? – отвечает Тодор учтиво, словно покупателю.
– Просмотрел я книгу, и кое-что мне не понравилось. Ты, брат, много на себя расходуешь. Что это значит, ты один-одинешенек, а тратишь на себя по восемь динаров в день? И почему ты так делаешь – платишь за квартиру отдельно, за стол отдельно?
– Но… так выходит, – говорит Тодор.
– Знаю, что выходит, может выйти и больше, но так не годится. Я больше не могу допустить этого.
– Не обращайте на это внимания, господин Джурджевич, – говорит Тодор, словно пытаясь освободиться от опекунского надзора.
– Как это не обращать внимания? Да если я не буду обращать внимания на это, ты все промотаешь! – взрывается опекун. – Не выйдет, сынок!
– А какое вам до меня дело? – еще пытается сопротивляться Тодор.
– А такое. Или ты меня будешь слушать, или скажи мне откровенно и честно: пожалуйста, вон из моей лавки. Скажи мне, не бойся, скажи мне, и я никогда больше не переступлю твоего порога.
– Боже сохрани, господин Джурджевич, разве я могу сказать вам такое! Я ценю вас и уважаю. Я вижу, что вы мои друг и друг моему делу, – начинает извиняться Тодор.
– А раз ты видишь, что я твой друг и друг твоему делу, то ты должен меня слушаться! Ты не можешь тратить больше шести динаров в день!
