Она повернула за угол и, войдя в сени, толкнула дверь.
Гитара оборвалась.
На диванчике сидел полуголый мужчина, с чёрными, очень аккуратно подстриженными усиками и с вороными волосами, тщательно расчёсанными на пробор. На столе перед мужчиной стояли бутылка пива и пиала.
– Это ты? – удивился мужчина, откладывая гитару. – Не боишься, что тебя увидят?
– Наплевать! Умираю от жары. Дай попить.
Мужчина церемонно ополоснул пиалу пивом, выплеснул на пол и, налив до краев, подал Валентине.
– Пожалуйста.
Синицына выпила залпом,
– Хорошо! Дай мокрое полотенце – лицо вытру.
Она натерла виски одеколоном и, пудрясь перед зеркалом, сказала отражавшемуся в нём мужчине:
– Дикая жара! Ты чего не на работе? Гуляешь опять?
– Не гуляю, а болею. Могли бы поинтересоваться моим здоровьем, Валентина Владимировна. В последнее время вообще перестали жаловать меня своим вниманием. Не знаю, чем объяснить сегодняшнюю честь.
– Что ж у тебя такое?
– Малярия терциана.
– Что-то температуры у тебя никакой нет, – положила она руку на его лоб.
– А ты что, хотела, чтобы меня уже трепало? Вот женская заботливость!
– Ничего бы не хотела, а просто скажи: прогулял. Не выдумывай, что какая-то «терциана».
– Я приступ малярии за три дня чувствую. Если в таком состоянии выйду на жару, завтра у меня сорок градусов будет.
– Сорок градусов у тебя сегодня уже есть, – указала она на бутылку водки, стоящую под столиком. – Это ты от малярии лечишься?
– Спроси врачей – чем вернее всего можно сломать приступ. Хиной и спиртом.
– Ты так круглый месяц ломаешь. Не видела я что-то ещё никогда, чтобы тебя трепало.
– А тебе интересно посмотреть. Вот, видимо, и помогает моё лекарство, если не трепало.
– Стыдно, Павел, прогуливать. Там люди с ума сходят, прорыв ликвидируют, а ты дома сидишь. Нагорит тебе в конце концов за это.
– А кто бы тебя пивом напоил, если бы меня дома не было? Бросьте вы агитацией заниматься, товарищ секретарша. Мне моё здоровье дороже. Дурак я – на такой жарище работать! У меня сердце не выдержит.
– То малярия, то сердце. У тебя все болезни сразу. Но жара действительно зверская. Не понимаю, как люди работают на таком солнце.
– Как это не понимаете? А кто же социализм построит? Тут уж, пожалуйста, невзирая на температуру. Кристаллов – известный антиобщественник, как меня аттестует наш «профнамоченный», – Кристаллов может не понимать. А вам не подобает. Если уж вожди перестанут понимать, то что же нам, простым смертным?
– Брось язвить, Павел, не выходит это у тебя. И фамилию ты себе придумал неподходящую. Перемени, очень уж кристаллическая.
– Зато советская. Природные богатства нашей социалистической страны демонстрирует. И одна на весь Союз, попробуй найти ещё одного Кристаллова. А что, разве лучше Синицын? Синица за море летела и море зажигать хотела. Руководителю строительства такая фамилия не подходит. Даже, я бы сказал, неудобно получается.
– Сострил. Думает, остроумно. Я вот смотрю на тебя, слушаю, что ты иногда говоришь… Ты ведь явно антисоветский элемент. Как это тебя на строительстве, да ещё заведующим техническим отделом, держат?
– А как же это вы, Валентина Владимировна, с антисоветским элементом поддерживаете связь, в дословном и переносном смысле? Или поздно заметили и раскаиваетесь?
– А мне просто любопытно. В первые дни ты мне даже этим нравился. Все у нас кругом очень уж, понимаешь ли, выдержанные, стопроцентные, даже матом друг друга не покроют, а обязательно цитатой из вождя.
– В рамочки не укладываетесь? Во, во! Смотрите, как бы самим в антисоветские элементы не попасть.
– Нет такой опасности. В отличие от тебя я понимаю, что всё это правильно и нужно, иначе и быть не может, – просто немного скучно.
– А всё-таки в рамочки уложиться не можете. Вот и в партии не состоите. А ведь жене вождя, можно сказать, полагалось бы. Вам по чину и социальному положению сейчас бы надо в клубе сидеть, штурм культурно обслуживать, а вы вместо того пивцо у меня попиваете.
– Могу работать, когда есть охота. Нет охоты, и работа плохо идёт, и удовольствия от неё никакого.
– Вот то-то и оно! В чём, собственно говоря, мои расхождения с коммунистической партией?…
Синицына расхохоталась.
