Дюран, а рядом даты рождения и смерти. Я как-то не ожидала, что ее имя будет выгравировано на камне. Нет, я, конечно, знала, что поставят могильную плиту, но вот увидеть на ней ее имя – это уже слишком. Я стояла, тупо глядя на надпись, и не знала, что делать дальше.
Хлопнула дверца машины. Затем до меня донеслись приглушенные голоса. Один из двоюродных братьев Сесил – по-моему, Стюарт, – заметил меня аж за пятьдесят ярдов. Я почувствовала себя неудобно: стою, смотрю на могилу Сесил и никак не могу поверить в произошедшее – слишком уж все это нелепо. Наверное, у меня сейчас видок убитой горем – я и в самом деле убита горем. Интересно, если человек осознает, что у него скорбный вид, значит ли это, что он не печалится по-настоящему? Черт возьми, я же на похоронах Сесил. Я готова была провалиться сквозь землю. Мне вдруг пришло в голову, что если бы Сесил стояла рядом, она испытывала бы те же чувства. Я бы пошутила: «Словно плохой эпизод из сериала «Клиент всегда мертв»». А она бы ответила: «Точно».
Тут на автостоянку подъехала Брин, и я пошла ее встретить.
Мы обнялись. Спросили друг друга, как дела. Натянуто пошутили.
– Просто превосходно! Чувствую себя бесподобно!
Брин окинула взглядом беспомощную стайку снующих вокруг родителей – матери держали сумочки, словно коробки с ленчем, их мужья осторожно потягивали воду из маленьких пластиковых чашечек, – и сказала:
– Правда, странно, когда взрослые становятся детьми, а дети – взрослыми?
Когда все начали занимать места у гроба, я ударилась в панику: Брин стояла рядом с Дэвидом, Лора с Чазом, сзади – моя мать с отцом, рядом – брат с Хамиром. Мне по идее надо бы встать поближе к надгробной плите, как Брин с Дэвидом, но стоять там одной? Какое же место выбрать, чтобы не очень бросаться в глаза? Может, устроиться на скамеечке и с честью высидеть церемонию?
Тут я встретилась взглядом с Заком. Он стоял чуть поодаль от священника, который его венчал – «святого отца Деньги-на-ветер». Зак сделал мне знак, чтобы я встала около него. Я так и сделала – пристроилась сзади. Он обернулся и снова посмотрел на меня. Уголки его губ изогнулись в слабом подобии улыбки. Он хотел, чтобы я была рядом с ним. Не знаю, как я это поняла: просто поняла, и все. Я стояла позади Зака. Рядом с ним, и все же не совсем.
«Боже, – подумала я, вылезая из ванны. Когда я ступила на холодную плитку, по всему моему телу пробежала дрожь. – Сколько же времени это уже продолжается?»
Глава 12
Поэтажный план дает трещину
И почему это после трех – ну хорошо, пяти, – бокалов вина затылок раскалывается, словно по нему хорошенько вмазали дубиной, а руки и ноги как-то странно дрожат, как будто тебя включили в электрическую цепь? На следующее после ужина утро у Зака я взглянула в зеркало в ванной комнате и увидела, что мои растрескавшиеся губы все еще красны от выпитого вчера вина.
Еще во сне я решила, что пора положить этому конец, пока не произошло что-то серьезное.
«Зак попросил меня остаться, чтобы отвадить Джулию, и только. Глупо полагать, что у него имелись какие-то скрытые причины», – думала я, водя по языку зубной щеткой.
«А еще глупее считать, что я способна предать дружбу с Сесил», – размышляла я, натягивая ненавистную, но чистую юбку и привычный черный топик.
«И уж совсем глупо думать, будто я могу подстроить такую подлянку нашим общим друзьям. Это полный бред». С этой мыслью я подошла к машине.
С силой хлопнув металлической дверцей авто, я испытала странное удовлетворение.
«Но в принципе, – продолжала размышлять я, выехав на дорогу, – если бы даже между нами что-то произошло, разве это так уж ужасно?»
Когда я подъезжала к магазину, мне в голову пришла такая мысль: в дружбе, как и в любом сооружении, есть нечто вроде поэтажного плана, который не дает отношениям выходить за определенные рамки. Наметки этого плана оговариваются в самом начале и редко меняются. Когда была жива Сес, правила были таковы: я должна была во всем слушаться Брин и восхищаться Сес, а та взамен иногда вставала на мою сторону и помогала одержать какую-нибудь незначительную победу – например, мне удавалось настоять на выбранном мной кафе или я могла отправиться на свидание с парнем, который не понравился Брин. Теперь же Сесил, служившая своеобразным противовесом, умерла и оставила меня целиком на милость Брин.
Помню, был один парень по имени Бьорн, – нелепое имя, правда? – и чем-то этот выпендрежник мне приглянулся. Я его приметила, когда мы с Брин пили пиво в баре на Перл-стрит, и предложила пригласить Бьорна к нашему столику. Брин обернулась, окинула парня взглядом и вынесла вердикт:
– Ты что, он же роллер. Я его недавно видела у Боулдер-Крик: он рассекал там в наушниках.
Я сказала, что тоже не прочь нацепить налокотники и подурачиться, как Бьорн.
– Кроме шуток, Джесси! – воскликнула Брин. – Неужели ты себя ни в грош не ставишь?
Я покачала головой – нет, мол, я себя уважаю. Я понимала, Брин хочет как лучше, и смотрела вслед Бьорну с улыбкой на лице и ненавистью в сердце. Кого я ненавидела, Брин или себя, сказать трудно.
Я, как обычно, припарковалась за лавкой и отперла дверь черного хода. Поправляя волосы, почувствовала на своем запястье запах алкоголя от собственного дыхания. Включила свет, компьютер, достала из холодильника, стоявшего в углу склада, бутылку воды, подождала, пока включится кондиционер. На улице опять стояла необычайная жара. Электронное метеорологическое устройство на крыше кинотеатра для автомобилистов высвечивало цветовой код качества воздуха: красивый, насыщенный зеленый – стало быть, сегодня нет смога. Хотя какая мне разница? Все равно ведь на работе торчу.
Кондиционер тихонько жужжал. Лишь минут через десять я поняла, что он выдувает воздух комнатной температуры, а не холодной, как мне бы хотелось. Проверила закрытый плавкий предохранитель, расположенный сзади. Вроде все в норме. Я позвонила электрику, оставила срочное сообщение на автоответчике, хотя, наверное, у него сегодня полно заказов. Такой уж денек выдался.
Стараясь не обращать внимания на пот, струившийся у меня по шее, я села читать сообщения. Первое было от Тарин – типично в ее стиле. Мы с Мэй прозвали такие е-мейлы «целую-обнимаю» – так Тарин
