живое воплощение всех темных сил женского пола, с доисторических времен заставлявших трепетать от ужаса мужскую половину человечества.
— Вы были великолепны, — сказал я и добавил бы «ужасны», если бы счел это необходимым.
При воспоминании о случившемся ее лицо прояснилось, в глазах блеснула озорная искорка.
— Дело не только в крике, — сказала она. — Дело в пинке.
— И куда же вы его?.. — поинтересовался я, начиная догадываться.
Она посмотрела на свои туфли с высокими каблуками и острыми носами.
— А как вы думаете? — спросила она. — Не забывайте, что я когда-то танцевала. Это называется «высокий кик». Я стояла сзади и целилась прямо ему в задницу. Я так разозлилась, что готова была его убить.
Она подняла глаза, в которых затаилась лукавая усмешка, и с чувством удовлетворенной жажды мести продолжала:
— Я попала. Это был пинок что надо — прямой и сильный. Он собирался вас ударить и для равновесия расставил ноги… — Она выжидательно посмотрела на меня, а потом договорила, утвердительно кивнув: — Я врезала ему по яйцам.
ГЛАВА 2
Двумя сутками позже я сидел в самолете, следовавшем в Англию. Через проход доносилось мирное посапывание Викки и Грэга, закутанных одеялами до самых подбородков. Они спали, склонив головы друг к другу, словно невинные младенцы в колыбельке.
— Питер, тебе не очень сложно отложить свою поездку еще на денек? — спросил Фред. — Ведь тебя там не ждут какие-то срочные дела. А Грэг и Викки ужасно потрясены всем происшедшим, сам понимаешь.
Фред был искренен до самозабвения в своем порыве сделать доброе дело, а точнее, заставить меня сделать доброе дело. Вспомнив, что когда-то у меня была футболка с надписью: «Стресс — это когда твой кишечник говорит „нет“, а язык говорит: „да, с радостью“», — я улыбнулся. Фред спросил почему.
— Да так просто.
— Ну, подождешь денек?
— Ладно, договорились.
— Вот и здорово! Я был уверен, что ты согласишься. Я им сразу сказал.
Мы разговаривали у него в кабинете в консульстве на следующий день после нападения. Предыдущая ночь прошла спокойно. Грабители больше не появились. Но наутро несчастные супруги, одетые в халаты, шаркали по кухне, как дряхлые старички, пытаясь приготовить завтрак, который был так им необходим. У Викки болело ухо, у Грэга на лбу темнел огромный синяк, и оба выглядели подавленными и разбитыми.
— Все мои кредитные карточки… — уныло проговорил Грэг. — Нужно об этом позаботиться.
Он поднял телефонную трубку и принялся обзванивать все обслуживающие фирмы, сообщая им плохую новость.
Я вспомнил о своих вещах, которые оставались нетронутыми в моем номере, и позвонил в гостиницу. Нет проблем, я в любой момент могу забрать свой багаж, но все равно за предыдущую ночь придется заплатить. Вполне справедливо, согласился я.
Как только они оделись, я отвез Викки и Грэга к Фреду, а потом — в полицейский участок, как и было назначено. Нужно сказать, эта поездка окончательно подорвала и без того скудный запас жизненных сил Уэйфилдов. Единственным светлым моментом для Викки было возвращение ее серьги, хотя она понимала, что пройдет еще немало времени, прежде чем она снова сможет носить ее.
— Я хочу поскорее забыть о прошлой ночи, — вспылила она во время беседы в участке.
Но приветливый полицейский дружелюбно и настойчиво продолжал задавать ей свои вопросы. Наконец нас отпустили, и мы втроем — в «БМВ», а Фред — в своей машине поехали через весь город в его официальную резиденцию.
Как оказалось, консульство состояло из нескольких кабинетов, расположенных в высотном здании со стеклянными стенами. Туристы и многие британские фирмы долго требовали его открытия. Но финансирование консульства здесь, если верить местной сплетне, поведанной нам Фредом, предполагало его закрытие где-то в другом месте, где наплыв туристов спал. Поднявшись на двадцать первый этаж, мы протиснулись через узкую высокую дверь в небольшой холл, уже оккупированный исполненной негодования супружеской четой, которую ограбили в Дисней-парке, и человеком в инвалидной коляске, доставленным сюда полицией, потому что он позабыл, где остановился во Флориде, и ездил по улицам, то и дело повторяя свой британский адрес.
Две миловидные девушки за стеклянной перегородкой, тщетно пытавшиеся разобраться с поступившими жалобами, встретили Фреда вздохами облегчения.
— Бронированное стекло, — гордо пояснил нам Фред и знаками попросил девушек впустить нас через стеклянную дверь с электронным замком.
За этой дверью все пространство было разумно разделено на секции, повторяющие соответствующие отделы посольства в миниатюре: архив, шифровальная комната, конференц-зал, отдельные кабинеты, большая комната для деловых секретарей, кухня и более просторный кабинет с лучшим видом из окон для руководителя.
Сотрудниками этого разумно спланированного офиса были: сам Фред, два секретаря-референта и два вице-консула, один из которых занимался торговлей, а другой ведал такими деликатными вопросами, как нелегальная торговля наркотиками.
Фред провел Викки и Грэга в конференц-зал, достаточно просторный, чтобы в нем поместился круглый обеденный стол, окруженный стульями, а затем кивнул мне, приглашая в свои личные апартаменты, и, когда мы вошли, закрыл дверь.
— Они сегодня не смогут уехать, — сказал он. «Они» означало Грэг и Викки. — С билетами нет проблем, но необходим ее паспорт, и нужно сходить в больницу. Кроме того, она говорит, что еще не успела упаковать вещи.
— Не забудь поменять замки в доме, — добавил я.
— Так ты останешься еще на денек, чтобы помочь им, правда?
Я открыл было рот, чтобы возразить, но, подумав, снова закрыл его. И тут взгляд Фреда потеплел, он радовался, что ему удалось убедить меня.
Мы с Фредом относились к одному рангу в системе британской дипломатии. И консула, и первого секретаря можно было бы приравнять к званию полковника, если сравнивать с армией.
Как и в армии, следующий шаг являлся бы повышением. Первых секретарей и консулов было много, а вот советники, генеральные консулы и министры находились уже почти у самой вершины пирамиды. По всему миру можно было насчитать по меньшей мере шестьсот консулов и едва ли не больше первых секретарей, однако всего лишь около полутораста послов.
Фред посмотрел из окна на открывавшийся вид — пальмы, синее море с солнечными бликами на поверхности воды, небоскребы в деловом центре Майами — и сказал, что никогда не чувствовал себя более счастливым человеком.
— Рад за тебя, Фред, — произнес я и был в ту минуту совершенно искренен.
Он обернулся, грустно улыбаясь: его тело было неуклюжим и приземистым, но ум — подвижным и гибким, как акробат.
— Мы оба знаем, — сказал он, — что в конце концов ты преуспеешь больше, чем я.
Я хотел было возразить, но Фред жестом остановил меня.
— Здесь, — продолжал он, — впервые за всю мою жизнь я почувствовал себя у штурвала. Это необыкновенное чувство. Захватывающее. Я просто хотел поделиться с тобой. Я не многим могу это сказать. Другие не поймут. Но ты-то понимаешь, правда?
Я медленно кивнул:
— Мне никогда по настоящему не приходилось руководить. Такое случалось лишь изредка, и то
