Сомов – другое дело. В испанском он был как рыба в воде. Но этот язык Виктор тайно недолюбливал за какую-то нарочитую торжественность. Поэтому разговаривали они с Лопесом чересполосно: то по-русски, то по-испански.
– Когда-нибудь вся эта драка закончится, Витя. И мы как следует отдохнем. За все рейды, за все вахты, за все дежурства.
– Ты про что, друг? Про Аравийскую лигу? Да в ней ли дело?
– Я понимаю, понимаю... Что ты про меня думаешь? Конечно, я понимаю. Лига – шуточки, прелюдия. С Женевской федерацией драки не миновать.
Сомов промолчал. Терра-2, его родина, двадцать лет жила ожиданием этой войны. Еще в школе мальчики и девочки заражались ее дыханием. Терранский планетоид считался подмандатной территорией женевцев еще с 20-х годов прошлого века. Долгое время женевцы использовали его в качестве колоссального кладбища... Два года – с 2032 по 2034-й – туда транспортировали «этноизбытки» славян, в основном русских. Четыре года – с 2032 по 2036-й – на Терру-2 отправляли «этноизбытки» латиноамериканцев. Впоследствии Женева уже не имела возможностей проводить такую политику: прежние ее провинции стали Российской империей и Латинским союзом. А два этих государства
– Витя, просто когда-нибудь кончится и это. Понимаешь? Мой отец был кадровым военным. Мой дед – один из первопоселенцев на Терре, я говорил. Они все так ждали независимости, а я жду того, что будет, когда мы ее получим.
– Да хорошо будет. Без сопливых разберемся в своих делах.
– Да. Верно. Но я про другое говорю. Очень ты все-таки жесткий, Сомов. Я про другое. Мне можно будет не служить, Витя. Совсем. Вот пройдет война, и я уйду со службы. Сейчас как-то стыдно. Я не военный человек. Мне служба жмет, как тесные сапоги; я бы и раньше вышел в отставку, но разве можно уйти, когда такое
– Да ты комендор от Бога, Хосе! Что ты мелешь? Да ничего лучше флота нет и быть не может!
– Э! Флот... Космос... Меня на землю тянет. Витя, мне со зверьем легче, чем с людьми. Есть такая специальность: ихтиопищевик. Я все учебные программы собрал. Двухгодичный курс экстерном сдам, а там, глядишь...
– Ихтио... что?
– Короче говоря, рыбу в прудах разводить. Сейчас это бурно развивающаяся специальность. Я чувствую, Витя, мне надо именно туда, я там втрое больше и лучше сделаю, чем здесь. Со скотиной возился бы от души, но лучше – рыба. Скот жалко, его потом забивают, а рыба – тварь безмозглая, ничего.
– Ах ты перечница гражданская... Ладно. Потом пригласишь меня. Поживу у тебя... на земле. С женой, если не прогонишь.
– Не-ет, что ты! Давай. А хочешь, приезжай ко мне в Рио-де-Сан-Мартин, где я сейчас живу. Покажу тебе, какой это замечательный город.
– Точно. Рио – красивый город. Не то что наше уродство. И Катенька станет ревновать, как последняя дура, ко всем бабам, которые будут глазеть на мою форму.
Сомов и сам замечтался. Столица русского сектора и всей планеты, Ольгиополь, славится дикой беспорядочностью застройки. Рядом стоят настоящие дворцы и стандартные жилые кубы, такие стандартные, что тупее просто некуда. Проспекты мигом превращаются в проулки, регулярность в иррациональность, только парки там очень хороши... Рио-де-Сан-Мартин, столица испаноязычного сектора, строилась по специальному заказу командой архитекторов с Земли. Старый Хуан, некоронованный король сектора, старейший в клане Родригес, сказал исторические слова, они теперь кочуют из учебника в учебник: «Это должно быть вроде рая на земле. Люди станут с утра до вечера благодарить Бога за право жить в таком городе». Рая не получилось, но хорош, очень хорош легкий Рио, смесь мавританских каменных кружев, вечно опьяняющих испанские головы каравелл и мечтательной ностальгии всех терранцев по чудесам старой доброй Земли. Он похож на великолепный парусник, севший на мель посреди чужой планеты.
– Да ты разве не уйдешь в отставку? Ты же... ты же... говорят, тебя считали лучшим судостроителем во всем русском секторе! Зачем тебе... эти погоны? Я только и мечтаю: вот, сниму мундир и прежде всего как следует отосплюсь. Я буду спать неделями, месяцами...
– Не знаю, Хосе. Видно, меня слепили из другого теста. Мне нравится здесь, на флоте, как нигде раньше. Я чувствую себя здесь родным.
Лопес похлопал его по плечу:
– Ну, может, мозги твои еще встряхнутся и придут в порядок. В любом случае, Витя, я тебе, считай, назначил свидание. Как любимой сеньорите. Сразу после войны в Рио, у меня дома.
– Договорились.
И повернулся было Сомов к своим накопителям. Говорящая его спина вещала на всех волнах: друг Хосе, отлично мы с тобой тут поболтали, но у кое-кого сейчас рабочая вахта, и этому самому кое-кому надо б заняться делом... Прием.
Комендор не уходил. Спина приняла невербализованное сообщение: топчется, он, топчется, какая-то заноза у него в голове. Потолковать бы надо. И Сомов смирился с неизбежностью.
– Говори.
Хосе раскрыл рот и поспешно захлопнул. Еще разок. Тот же маневр.
– Я... может быть, не сейчас.
– Да не виляй ты. Раз пришел, значит – говори.
– Ты только не подумай чего-нибудь дурного, Витя... Ты, кажется, хорошо знаешь ребят из абордажной команды... Вот, Ампудия всегда с тобой беседует...
– Ампудия – дурак.
– Ну все равно. Послушай, там один парень... Мичман. Его фамилия Семенченко.
– Бугаина этот? Разок за одним столом пили пиво. Удивляюсь, как в этаком верзиле поместился острый ум. Нет, правда. Раньше я всех их, ну, ты понимаешь, бугаев штурмовых и наподобие, считал колодами.
