На Башни ЛуныИ любим в святилищах девственной дочериНемой вышины.О, счастье вступить за черту завоеванногоСвященного снаИ выпить фиал наслажденья любовногоДо самого дна!О, счастье: за ночь под серебряно-матовоюЭгидой луныНе надо платить подневольною жатвою —Как в царстве весны!О, счастье: лишь прихотям Эроса отданные,Мы можем — любя —На каменном шаре, как камень бесплодные,Сгореть для себя!
Он угасал в янтарно-ярком свете.Дневное небо, солнечный виссон,Земля в цвету, властительные сетиЗемной весны — в мечтательном поэтеНе пробуждали песен. Бледный, онВсегда был замкнут в свой любимый сон.Когда-то близкий, невозвратный сон:В колеблющемся сумеречном свете —Заглохший сад, скамья, она и он.Молчание. Предчувствия. ВиссонПоблекших трав. На ней и на поэте —Плакучей ивы пепельные сети.И чьи-то руки — сладостные сети —Его влекут в любовный тихий сон.Старинная легенда о поэтеИ девушке, забывших все на свете,Отвергнувших и пурпур и виссон!Безмолвный сад, где лишь она и он!Мечты, мечты!.. Как рыбарь сказки, онПроспал улов, и разорвались сети,И он глядит: идет ко дну виссонЗлатых чешуй, и тает, тает сонВ безжалостном янтарно-ярком свете:Проклятье дня почиет на поэте.Увы, нельзя все время о поэтеГрустить и ждать: когда, когда же онПоймет тебя?.. Нельзя в вечернем свете,Сквозь тонкие, как паутина, сетиГлядеться вечно в свой заветный сон,Где — ложе страсти, пурпур и виссон.Шурши, осенний царственный виссон,Нашептывай секстину о поэте,Ушедшем в свой любимый давний сон,В забытый сад, где грустно бродит он,Больной поэт, где чуть трепещут сетиПлакучих ив, застывших в сером свете.При свете дня и пепел, и виссон,И сети ив, и строфы о поэтеСмешны, как он, но это — вещий сон.
В цилиндре и пальто, он так неразговорчив,Всегда веселый фавн… Я следую за нимПо грязным улицам, и оба мы хранимМолчание… Но вдруг — при свете газа — скорчивСмешную рожу, он напоминает мне:
