укрепил фюрера в этом мнении. Он говорил: «Вот видите, они не используют такие войска. Значит, я был прав». И только после захвата союзниками Сицилии в 1943 году он изменил свое мнение. Явно впечатленный эффективными действиями воздушных десантников союзников, он приказал принять меры по расширению аналогичных войск и у нас. Однако было уже слишком поздно. Вы уже обладали господством в воздухе, а воздушно-десантные силы не могут использоваться эффективно перед лицом превосходящих воздушных сил противника».
Вернувшись к событиям 1941 года, Штудент сказал: «Убедив Гитлера принять план Критской операции, я предложил в дальнейшем продолжить ее и захватить с воздуха Кипр, а уже оттуда совершить прыжок к Суэцкому каналу. Гитлер вроде бы и не возражал, но вместе с тем не слишком увлекся этой идеей – его ум был полностью занят предстоящей войной с Россией. Так и не оправившись от шока после тяжелых потерь на Крите, он отказался рассматривать вопрос о еще одной крупной воздушно– десантной операции. Я неоднократно возвращался к этому вопросу, но тщетно.
Годом позже его удалось убедить санкционировать план захвата Мальты. Это было уже в апреле 1942 года. Атака должна была выполняться совместно с итальянцами. Мои воздушные десантники совместно с аналогичными итальянскими подразделениями должны были быть сброшены на остров и захватить плацдарм, который в дальнейшем будет укреплен крупными силами итальянцев – шестью или восемью дивизиями, доставленными морем. В моем распоряжении была одна парашютная дивизия, еще три полка, пока еще не организованные в дивизию, и итальянская парашютная дивизия.
Я надеялся выполнить этот план не позднее августа – то есть в самый благоприятный период с точки зрения погоды – и провел несколько месяцев в Риме, занимаясь подготовкой. В июне я был вызван в ставку Гитлера на последнее совещание, посвященное операции. К сожалению, за день до моего прибытия Гитлер успел повидаться с генералом Крювелем, только что вернувшимся из Африки. От него фюрер получил крайне неблагоприятную информацию о состоянии и моральном духе итальянцев.
Гитлер моментально забил тревогу. Он чувствовал, что, если на сцене появится британский флот, все итальянские корабли немедленно вернутся в свои порты, оставив немецкие войска в ловушке. Поэтому он решил отказаться от плана захвата Мальты».
Это решение было тем более важным, что Роммель только что одержал убедительную победу над британцами в Северной Африке. Он заставил англичан отступить от Газалы и захватил Тобрук. Воспользовавшись суматохой, он начал преследовать противника в Западной пустыне и был остановлен только в начале июля в районе Эль-Аламейна.
Это был самый тяжелый кризис, который выпало пережить англичанам на Среднем Востоке. Ситуация усугубилась одновременным крахом русского Южного фронта перед немецкими войсками, наступающими на Кавказ. В Эль-Аламейне Роммель рвался в парадную дверь, едущую на Средний Восток. На Кавказе Клейст вплотную приблизился к задней двери.
Тома заявил, что угроза, нависшая над Средним Востоком, была скорее случайной, чем намеренной. «Операция по взятию в клещи Среднего Востока, которая, как вы считали, идет полным ходом, никогда не основывалась на серьезном, продуманном плане. Несколько раз о ней заходила речь у Гитлера, но наш Генштаб с ней никогда не соглашался и не считал ее выполнимой».
Даже угроза Египту создалась в результате неожиданного для нас разгрома 8-й армии англичан в сражении при Тобруке и Газале. Войска Роммеля не были достаточно сильны, чтобы предпринимать попытку покорить Египет. Он просто не сумел устоять перед искушением устремиться за противником, чтобы закрепить свою победу, сделать ее еще более полной. Это было его ошибкой. Я спросил у Тома, действительно ли Роммель был абсолютно убежден в возможности дойти до Суэцкого канала – по некоторым данным, он говорил об этом со своими офицерами. Тома ответил: «Уверен, что нет. Если он и говорил нечто подобное, то только чтобы поднять моральный дух своих солдат, в особенности итальянцев. После остановки в районе Эль-Аламейна он наверняка охладел к этой идее. Роммель знал, что мог бы достичь успеха благодаря внезапности, но не видел такой возможности, находясь перед укреплениями Эль- Аламейна. К тому же он знал, что к англичанам постоянно прибывает подкрепление.
Роммель понял, что зашел слишком далеко – очень уж малы были имеющиеся в его распоряжении силы и велики трудности с организацией снабжения, – но после такого ошеломляющего успеха у него уже не было пути назад. Да и Гитлер ни за что не позволили бы ему отступить. В результате он был вынужден оставаться на месте, словно дожидаясь, пока англичане накопят достаточно сил, чтобы его разбить».
Тома сказал, что узнал все это от самого Роммеля и его старших офицеров. Он прибыл в Африку из России в сентябре. «Получив приказ сменить Роммеля, заболевшего желтухой, я первым делом попытался отказаться, мотивировав это решение своей позицией двухлетней давности. Однако мне сообщили, что таков личный приказ фюрера, поэтому выбора не было. По прибытии в Африку я провел несколько дней обсуждая ситуацию с Роммелем, после чего тот отбыл на лечение в один из венских госпиталей. А спустя еще две недели на сцене появился генерал Штумме, получивший назначение командовать Африканским театром военных действий в целом. Это означало, что мне предстояло командовать только нашими частями, находившимися перед позициями Эль-Аламейна, что ограничивало мои возможности в части административной организации. Вскоре после этого Штумме скоропостижно скончался от удара. Все перечисленное значительно усложнило нашу подготовку к отпору предстоящему наступлению англичан.
В очень тяжелых условиях я делал все, что мог, для улучшения диспозиции. К сожалению, не приходилось и думать о том, чтобы вывести войска до начала британского наступления – на эту идею было наложено вето. Нам все равно пришлось бы отступать, несмотря на категорический запрет Гитлера, если бы не запасы, которые удалось захватить на ваших складах в Тобруке. Только благодаря этому нам удавалось кормить солдат».
Услышав это, я не мог не заметить, что наша потеря Тобрука, хотя в то время это казалось катастрофой, в конечном счете помогла выиграть войну в Северной Африке – именно такой вывод следовал из всего сказанного. Ведь если бы немцы отступили до начала наступления Монтгомери, вероятнее всего, их не удалось бы разбить полностью и окончательно. Такой вывод, похоже, не приходил в голову Тома.
Затем Тома поделился своими впечатлениями о сражении, начавшемся 23 октября 1942 года. Он сказал, что внушительное превосходство 8-й армии во всех видах оружия сделало победу очевидной еще до начала наступления. «Я подсчитал, что вы могли единовременно использовать до 1200 самолетов, а я – всего лишь дюжину. Через неделю после начала наступления в Африку вернулся Роммель. Однако было уже слишком поздно что-либо менять. Он был все еще болен, поэтому находился в нервозном состоянии, постоянно кидался из одной крайности в другую. После его прибытия я мог осуществлять командование только частью фронта, но вскоре он снова поручил мне его весь, оставив за собой лишь общее руководство. Наступление англичан развивалось успешно.
Когда стало очевидно, что мы не сумеем остановить армию Монтгомери, было решено осуществить вывод войск в два этапа к линии в районе Даба, в 50 милях к западу. Это могло нас спасти. Первый этап должен был пройти ночью 3 ноября. Он уже начался, когда мы получили категорический приказ Гитлера, запрещающий отступление и предписывающий нам любой ценой удерживать занятые позиции. Это означало, что наши войска снова должны были идти вперед и вступить в безнадежное сражение, которое не могло не стать роковым».
Далее Тома рассказал, как он попал в плен. Во время боя он носился в танке с места на место, стараясь хоть как-то повлиять на ход событий. В его танк попало несколько снарядов, в конце концов он загорелся, экипаж был вынужден выйти наружу и очутился в окружении англичан. «Это был достойный конец», – сказал Тома и показал мне свою фуражку с дырками от пуль и осколков, свидетельствами того, что ему повезло остаться в живых. С явным сожалением Тома говорил о том, что за время военных кампаний в Польше, Франции, России и Африке ему пришлось принять участие только в 24 танковых сражениях. «В испанской войне я участвовал в 192 танковых боях».
После пленения Тома отвезли к Монтгомери, с которым он обсудил ход сражения. «Вместо того чтобы выпытывать у меня информацию, он сам подробно рассказал о состоянии наших войск, снабжении, диспозиции. Я был потрясен точностью его сведений, особенно о наших потерях. Мне показалось, что с положением дел в наших войсках он знаком не хуже, чем я».
Далее Тома поделился своими впечатлениями о победителе. «Учитывая явное превосходство англичан по всем показателям, думаю, он был излишне острожен, но… – Тома секунду подумал и с завистью добавил: – Он все-таки был единственным фельдмаршалом, который в этой войне выиграл все свои сражения. В
