натерпелись от них немало.
Уже в 1914–1918 годах более тяжелые условия военных действий на востоке оказали влияние на наши войска. Люди предпочитали отправиться на Западный фронт, но не на Восточный. На западе шла война материальных частей и артиллерии – так было при Вердене, на Сомме и т. д. Обстановка там зачастую бывала изнурительной, но, по крайней мере, мы имели дело с западными противниками. На востоке было намного меньше стрельбы, зато бои – более яростными и ожесточенными, поскольку совершенно другим был человеческий тип. Ночные сражения, рукопашные схватки, лесные бои – все это было привычным для русских. Немецкие солдаты говорили, что на востоке воюет пехота, а на западе – артиллерийские бригады.
Но только в ходе этой войны мы впервые в полной мере осознали, что же это такое – Россия. Первые же бои в июне 1941 года показали нам новую советскую армию. Наши потери порой достигали 50 %. Части ОГПУ и женский батальон в течение недели защищали старую крепость Брест-Литовск. Несмотря на непрекращающиеся бомбардировки и обстрел из тяжелых орудий, они сражались до последнего. Довольно скоро мы узнали, что такое русская война. Фюрер и наши высшие военачальники этого не знали. Именно это послужило причиной многих несчастий.
Красная армия 1941–1945 годов была значительно сильнее, чем царская армия. Они фанатично сражались за идею. Это многократно увеличивало их упорство и, в свою очередь, заставляло наших солдат действовать более решительно. Дисциплина в Красной армии также была куда более жесткой, чем в царской армии. Мы иногда перехватывали их приказы, причем все они были аналогичного содержания:
«Почему захлебнулась атака? Последний раз приказываю любой ценой взять Стриленко, иначе последствия для вас будут весьма плачевными.
Почему ваш полк еще не занял исходную позицию для атаки? Немедленно начинайте, если не хотите лишиться головы».
И подобные распоряжения слепо исполнялись. Так мы поняли, что наш противник непреклонен и безжалостен. Тогда мы еще не знали, что очень скоро то же самое будет и у нас.
История доказала, что, если в военных действиях участвуют русские, борьба становится тяжелой, безжалостной и бескомпромиссной. И тяжелые потери неизбежны. Если русские защищаются, их почти невозможно победить, даже если прольются реки крови.
Восток и Запад – это два разных мира, которым никогда не понять друг друга. Россия – это одна из неразрешимых загадок Сфинкса. Русские не любят болтать, и никому не известно, что у них на уме».
Блюментрит затронул и вопросы не менее важные, чем моральный дух. Все генералы подчеркивали тот факт, что русские совершенно непостижимым образом умеют обходиться без нормального снабжения. Мантейфель, возглавивший много танковых рейдов за линию фронта, описал свои впечатления следующим образом: «Западный человек никогда не сможет себе представить, что такое наступление русской армии. За танковым авангардом следует настоящая орда на лошадях. У каждого солдата за спиной мешок с сухарями и сырыми овощами, собранными на окрестных полях во время марша. Лошади питаются соломой с крыш крестьянских домов – больше им есть нечего. В таком положении наступающий русский солдат может продержаться до трех недель. Их невозможно остановить, как любую другую армию цивилизованной страны, отрезав от обоза, поскольку таковой зачастую отсутствует».
Глава 17
Паралич в Нормандии
Для Великобритании и Соединенных Штатов Америки высадка в Нормандии была предприятием в высшей степени рискованным. Ее история хорошо известна. На мой взгляд, более интересно проследить за ходом высадки «с другой стороны», понять, какими виделись происходящие события немцам. В течение первого месяца после вторжения союзников немецкими войсками командовал фельдмаршал фон Рундштедт, который пребывал на Западном театре военных действий начиная с 1942 года. Он и рассказал мне, как обстояли дела на первом этапе. В начале второго месяца Рундштедта сменил фельдмаршал фон Клюге, остававшийся на этом посту до финального коллапса. После крушения немецкого фронта, опасаясь гнева Гитлера, в отчаянии он принял яд. Генерал Блюментрит при обоих командующих был начальником штаба и очень подробно рассказал мне обо всех событиях этой кампании.
Задача противостоять вторжению была поставлена перед фельдмаршалом Роммелем, командующим группой армий «Б», которые растянулись от Голландии до Бретани. Мне не удалось побеседовать с Роммелем – он был уже мертв, но я узнал многие подробности о его участии в кампании от офицеров его штаба и других генералов, принимавших участие в ее отдельных эпизодах.
Смотреть на знакомые события глазами своего противника – занятие волнующее и не всегда приятное. Его иногда сравнивают с взглядом с другого конца телескопа, но есть одно существенное отличие. Картина не уменьшается, а совсем наоборот – увеличивается, предстает перед глазами с удивительной яркостью и пугающей выразительностью.
Если рассматривать проблему вторжения с британского берега Английского канала, она кажется грандиозной и трудновыполнимой. Если же смотреть на нее с французского берега, то есть глазами наших противников, поневоле почувствуешь состояние тех, кто находился перед угрозой вторжения армии государств, веками господствовавших в море и в воздухе. Рундштедт рассказывал: «Мне предстояло защищать 3000 миль береговой линии – от итальянской границы на юге до границы Германии на севере, имея в своем распоряжении 60 дивизий, причем одни были наспех сформированы, другие представляли собой остатки былой мощи». Таким образом, на каждую дивизию приходилось 50 миль – и никаких резервов в тылу. В 1914–1918 годах считалось, что безопасным пределом для дивизии, противостоящей сильной атаке, является 3 мили. С тех пор появились новые средства обороны, увеличившие этот предел вдвое, максимум втрое. Но как ни считай, все равно мы не могли обеспечить защиту такой протяженной береговой линии – людей было слишком мало.
Таким образом, единственным шансом было правильно предугадать точное место высадки союзников. Тогда наименее уязвимые участки береговой линии можно было оставить практически без защиты, а на более опасных сосредоточить больше дивизий. Но даже тогда прикрытие представлялось слишком слабым и ненадежным, потому что необходимо было обеспечить резервы для контратаки в фактических местах высадки в пределах занятого сектора.
Рундштедт и Блюментрит особенно подчеркнули, насколько усложнил и без того нелегкую проблему Гитлер, вообразивший, что высадка может произойти в любом месте на территории оккупированной Европы, и имевший склонность пренебрегать факторами, связанными с судоходством.
Прелюдия
Я спросил у фельдмаршала, ожидал ли он вторжения союзников на запад раньше, чем оно началось в действительности. Он ответил: «Я был удивлен, что вы не предприняли такой попытки в 1941 году, когда наши армии наступали в глубь России. Но в то время я находился на Восточном фронте и не знал, что происходит на западе. Прибыв сюда, я ознакомился с ситуацией в деталях. Потом я уже не ожидал раннего вторжения, поскольку понимал, что вам пока не хватает ресурсов». Взгляды, которых Рундштедт придерживался в 1941 году, подтверждались его рапортами, чрезвычайно действовавшими на нервы Гитлеру, в которых он предупреждал об опасности отсутствия прикрытия тыла немецких войск. Этот риск Гитлер решил снизить, отправив Рундштедта на запад. Таким образом, сфера ответственности фельдмаршала простиралась от франко– итальянской до немецко-голландской границы.
Высадку в Дьепе в августе 1942 года он не считал предвестницей большого вторжения. По его мнению, это был всего лишь пробный рейд, имеющий целью выяснить состояние береговой обороны. Когда я задал аналогичный вопрос Блюментриту, он дал несколько другой ответ. «В то время я не был на западе, но, когда в конце сентября прибыл туда, чтобы сменить генерала Цейтцлера на посту начальника штаба, слышал об этом рейде немало. Немецкое командование не имело единого мнения по вопросу, был ли это единичный рейд, или за ним могли последовать другие, окажись он более удачным». Во всяком случае, Цейтцлер и Кейтель отнеслись к нему со всей серьезностью.
Далее Рундштедт сказал: «Я ожидал вашего вторжения в 1943 году, когда мы оккупировали всю Францию. По моему мнению, вы должны были воспользоваться преимуществом, создаваемым чрезмерной растянутостью наших сил на западе».
Блюментрит остановился на этом вопросе подробнее: «После высадки союзников во Французской Северной Африке в ноябре 1942 года приказ фюрера занять ранее неоккупированные части Франции был
