это ведет нас к установлению главной нити происхождения танка в мировой войне.
Первым военным врачевателем, поставившим диагноз болезни и задумавшим противоядие, был полковник Эрнест Суинтон, известный военный писатель. Упорная работа его как британского официального историка над составлением описания русско-японской войны позволила ему проанализировать тенденции современной войны и сделать вывод, что доминирующую роль в ней должны будут сыграть пулеметы.
Позднее он интересовался опытами, проводимыми с гусеничными тракторами Хольта. Оба эти впечатления вскоре совпали, как два сегмента одной окружности. Дело в том, что когда Суинтон – вскоре после начала Мировой войны – был послан во Францию в ставку главнокомандующего в качестве официального представителя английского командования, он оказался вполне на месте. Он как раз был тем человеком, который обладал должной подготовкой, чтобы признать первые симптомы угрожавшего паралича позиционной войны и предложить лекарство. 20 октября, вернувшись из Франции, Суинтон посетил полковника Ханки (тогда секретаря Комитета государственной обороны). Обрисовав ему обстановку – доминирующую роль обороны, основанной на пулеметах, – Суинтон высказал свои предположения о средстве, предназначенном для борьбы с этим явлением. Кратко предложения эти касались усовершенствования существовавшего трактора Хольта и преобразования его в бронированный вездеходный «истребитель» пулеметов, вооруженный одной или несколькими скорострельными пушками.
Ханки обладал живым и восприимчивым умом. При второй беседе на следующий день пришли к соглашению, что полковник Ханки будет проводить этот вопрос в Англии, а полковник Суинтон – во Франции. 23 октября последний имел по этому же поводу беседу с главным начальником инженеров, но здесь вопрос не сдвинулся с мертвой точки.
В то же время полковник Ханки изложил эти соображения лорду Китченеру, но также без всякого результата. Кроме того, он передал премьер-министру (Асквиту) доклад о различных способах: стратегических и тактических, при помощи которых можно преодолеть застой позиционной войны. В этом докладе, помимо прочего, шла речь и о предложении Суинтона.
Доклад этот попал в руки мистера Черчилля как члена комитета государственной обороны. Он уже ранее задумывался над усовершенствованием бронемашин с целью придать им способность движения по изрытой местности и через окопы, так как имел отношение к отряду броневиков, приданных морской авиации и действовавших на бельгийском побережье. 5 января 1915 года Черчилль написал письмо премьер-министру, особенно подчеркивая и поддерживая ту часть доклада Ханки, где говорилось об использовании бронированных гусеничных тракторов для преодоления окопов. Это письмо было переслано Асквитом Китченеру. По случайному стечению обстоятельств и полковник Суинтон 4 января обратился в военное министерство с просьбой обсудить его предложение, к этому времени значительно глубже проработанное благодаря продолжавшемуся изучению условий боевых действий во Франции.
Семена, брошенные в военное министерство двумя сеятелями, упали на каменистую почву. Возбудив вначале некоторое внимание, они вскоре заглохли. Большую роль при этом сыграло расхолаживающее заключение, вынесенное Кепель-Холденом, директором Управления механического транспорта.
К счастью, общая идея сохранила свою жизнеспособность на другой почве, ибо Черчилль в феврале 1915 года образовал комитет при Адмиралтействе, который позднее получил известность как комитет по созданию сухопутного крейсера. Но комитет, проделав большую исследовательскую работу, дал мало практических дельных указаний, так как его энергия одно время растрачивалась на сооружение сухопутного судна с гигантскими колесами. Уход Черчилля из Адмиралтейства, вызвавший отсутствие его прозорливости и энергии, неблагоприятно сказался на ходе работ комитета, хотя в силу его влияния исследования все же продолжались. К счастью, в это время комитет под руководством Теннисон д’Эникура (директора управления морских сооружений) вернулся на правильный путь – к использованию гусеницы. Даже при этом конкретные результаты работы тормозились, а энергия падала из-за отсутствия каких бы то ни было точных указаний о военных требованиях к этой машине, так как в схеме научной войны тактические требования имеют преимущество перед техническими.
Эти чрезвычайно существенные, но до того времени отсутствовавшие указания пришли в докладе из ставки главнокомандующего были переданы комитету через военное министерство 30 июня 1915 года. Как только они дошли до назначения, наступил быстрый и практический прогресс в деле создания танка. Докладная записка была составлена Суинтоном, который преодолел преграды недоверия и предубеждения, обратившись непосредственно к главе английской армии во Франции – Джону Френчу.
В записке были сформулированы требования, предъявляемые к такого рода машинам. Получив эти указания, вновь созданный объединенный комитет (в составе представителей военного министерства и Адмиралтейства) приступил к работе.
19 июня Суинтон вернулся в Англию секретарем комитета по делам обороны и вошел в связь с объединенным комитетом. Позднее с санкции премьер-министра он созвал между ведомственное совещание, чтобы согласовать работу по созданию новой машины. 19 сентября в Линкольне был произведен осмотр первой опытной машины «Маленький Вилли», но эта машина была Суинтоном забракована как не отвечающая требованиям, поставленным Военным министерством. Затем на рассмотрение была предъявлена деревянная модель – макет (в естественную величину) уже более крупной машины, которая была специально скомбинирована майором Триттоном и лейтенантом Вильсоном в соответствии с последними указаниями, полученными от армейского командования. Эта модель была принята. Она отвечала двум основным требованиям министерства: взбираться на вертикальную поверхность высотой в 1,5 м и пересекать канаву шириной в 2,4 м. Было решено приступить к производству опытной машины этого типа.
Наконец, 2 февраля 1916 года в Хетфильде было произведено официальное испытание этой машины, прозванной «Матерью», или «Большим Вилли». В результате испытания было заказано 40 таких машин; затем число это было увеличено до 150.
Французы в свою очередь приступили к самостоятельным изысканиям в этой области. Инициатором здесь явился полковник Этьенн. Проект его был утвержден Жоффром 12 декабря. Хотя и замысел и сама машина зрели во Франции медленнее, чем в Англии, интересно отметить, что резким контрастом политике Англии явился первый заказ французов – сразу же 400 машин. Вскоре заказ этот был удвоен.
За лето 1916 года подготовлялись команды для обслуживания новых машин. Подготовка эта велась в строжайшем секрете на обширном замкнутом участке близ Тетфорда в Норфольке, оцепленном вооруженной охраной. Команды были сведены в соединения, получившие название «тяжелый взвод пулеметного корпуса». Чтобы сохранить тайну, было выбрано новое имя и для машины. Надо было найти название, достаточно маскирующее и все же достаточно правдоподобное для постороннего наблюдателя, который мог бы увидеть покрытые брезентом машины во время перевозки их по железной дороге. Обсудив три названия: «бак», «цистерна», «резервуар» – остановились на первом.
Благодаря тщательному сохранению тайны удалось добиться внезапности, когда танки впервые появились на поле боя. К сожалению, эта внезапность совершенно не была использована. В этом – трагедия 15 сентября 1916 года. Произошло это из-за того, что официальные опекуны танка не посчитались с просьбами его родителей и настояли на применении танка в бою раньше, чем он механически созрел, и прежде чем появилось достаточное количество танков. Этим они не только поставили под вопрос дальнейшее использование танков и полезность их как боевого средства, но и потеряли возможность захватить противника врасплох, когда он еще не подготовил никаких контрмер. В результате война затянулась, и население дольше страдало под гнетом войны.
Ответ, которым обычно защищаются от этого обвинения, подчеркивает механические дефекты, которыми страдали первые танки, застревавшие на поле боя. Отсюда вытекала необходимость – прежде чем приступить к массовой продукции какого-либо оружия, испытать его в боевых, а не только в полигонных условиях.
Концепция эта правдоподобна, но неприемлема именно в данной ситуации. Танк, впервые введенный в дело на хаотически изрытом снарядами поле сражения на Сомме и против глубокой и сложной оборонительной позиции 1916 года, был построен согласно требованиям, выработанным летом 1915 года. Тогда система окопов была развита значительно слабее, а артиллерийская бомбардировка не достигала еще такой силы, чтобы превращать почву в болотистую трясину, как это уже случалось в 1916 и 1917 годах.
Более того, защитники противоположной точки зрения делают главный упор на то, что танки были слишком поспешно доставлены во Францию и брошены в бой раньше, чем команды их были в достаточной степени подготовлены и прежде чем командиры во Франции могли обдумать или изучить данные им инструкции, как следует использовать танки. Но вероятность того, что процент механических поломок этой ранней модели танка будет высок, безусловно являлся достаточным логическим доводом для производства большого числа танков. Тогда на поле боя могло бы выжить достаточное количество танков и пожать плоды внезапности.
Британский народ платил несколько миллионов фунтов стерлингов в день за удовольствие наблюдать за германским фронтом, а при случае и постучаться в его наглухо закрытые ворота. Без сомнения, можно было рискнуть истратить стоимость еще одного дня сверх обычного, чтобы получить средство, которое, как ключ, позволило бы отпереть замки этих ворот.
Проникнем несколько глубже в тайну преждевременного использования этого незрелого инструмента. В декабре 1915 года Черчилль набросал соображения для применения танков. Оно было напечатано для Комитета государственной обороны. Копия его была послана главнокомандующему во Франции. В феврале 1916 года, как только проекты конструкции и вооружения машины были установлены достаточно точно, чтобы на основе их произвести более верные расчеты, Суинтон разработал более полное и детальное наставление. В нем указывалось, что существеннейшим фактором является сохранение производства танков в секрете, пока массы их не смогут быть введены в дело для проведения внезапного и решающего удара, и что ни в коем случае их не следует применять отдельными небольшими группами по мере их производства.
Весной Хейг выразил свое полное согласие с этим наставлением, но в августе он внезапно решил использовать уже имевшиеся тогда 60 танков. К этому времени наступление на Сомме фактически выдохлось, и донесения о незначительном выигрыше, купленном ценою тяжелых потерь, неприятно резали ухо обществу.
Решение Хейга было воспринято кабинетом в Англии как гром среди ясного неба, и Ллойд-Джордж, теперь военный министр, энергично запротестовал, а Монтагю, его преемник в министерстве огнеприпасов, отправился в главный штаб, тщетно пытаясь предупредить преждевременное использование танков. Хейг остался непреклонным, и беспомощные родители должны были поставить крест над будущим своего отпрыска.
Таким образом, история может заподозрить, что танки были введены в дело исключительно ради получения яркого местного успеха, – успеха, который произведет большое впечатление на общество и вместе с тем приглушит всю растущую критику и недовольство.
Хейга на такой поступок подтолкнуло похвальное, хотя и неразумное, желание сэкономить свою пехоту, не отказываясь в то же время от наступления. Вполне естественно, что он горячо хватался за всякую возможность получить поддержку. Но поведение некоторых работников его штаба нельзя объяснить тем же.
Полный разрыв с принципами использования танков как оружия внезапности еще не исчерпывает ошибок Генерального штаба. Докладная записка Суинтона ставила ряд условий применения танков, которыми пренебрегли в сентябре 1916 года. Приняты эти условия были лишь после того, как необходимость их была доказана горьким опытом.
Следовало тщательно выбрать сектор для развития танковой атаки в соответствии с возможностями нового оружия. На это условие не обращали внимания и его не выполняли вплоть до ноября 1917 года – до наступления у Камбрэ. Пути подхода танков должны были специально подготавливаться, так же как и подходящие для перевозки танков товарные платформы или баржи. Несмотря на предупреждение, сделанное за 6 месяцев, подготовка эта не начиналась до августа, когда уже прибыли танки.
Подчеркивалась необходимость иметь резерв танков, но урок этот не усвоили и ко времени Камбрэ, не понимая его вплоть до августа 1918 года. Говорилось и о тактике взаимодействия танков с пехотой. Это также упускалось из вида, и это проглядели до Камбрэ. В дополнение к фугасным снарядам орудия танка должны были стрелять и картечью. Так было спроектировано вначале, но проведение всего этого в жизнь задерживалось, пока за это, уже после наступления на Сомме, не высказалось английское командование, находившееся во Франции. Некоторые танки должны были иметь радиостанции. Проекты были разработаны, и началась подготовка радистов, но главный штаб не позволил, чтобы оборудование это было отослано во Францию, и оно напрасно было растрачено.
Деятельность и умственный уровень работников, распоряжавшихся в главном штабе, удачно иллюстрирует широко распространенная в свое время история. Один из генералов в штабе Хейга отдал распоряжение, чтобы танки были доставлены на фронт по определенной железной дороге. Технический эксперт, которому было поручено руководство перевозкой, указал, что это невозможно из-за габарита пути. Генерал ответил: «Это еще что за черт?». Офицер объяснил и указал, что, выбрав другой путь подвоза танков, можно избежать двух туннелей, которые исключали возможность доставки танков по этому пути. Но генерал упорно отказывался признать невозможность этого и просто приказал: «Ну, тогда расширьте туннели!».
Испытания, которым подверглись танки на Сомме, оказались не последними. 1000 танков нового образца были только что заказаны в Англии Министерством снабжения. Но враги танков (под ними мы имеем в виду не германцев, а английское командование во Франции) поспешили послать донесение в таких неблагоприятных тонах, что военное министерство отозвало свой заказ обратно.
К несчастью для намерения военного министерства, но к счастью для Англии, офицер, которому было поручено наблюдение за производством танков, майор Альберт Стерн, был не военным профессионалом, а временно состоял на военной службе. Его постоянное положение в Сити позволило ему хладнокровно противостоять переменчивым настроениям его
