созерцая эту идиллию.
– Мы победили, – сказал Бока, – но под конец чуть не случилась беда: только благодаря тебе удалось ее избежать. Не появись ты и не застань Фери врасплох, они бы освободили пленных, а тогда уж и не знаю, что было бы.
– Неправда! – как будто даже с сердцем возразил белокурый мальчуган. – Это вы только нарочно говорите, чтобы меня обрадовать. Потому что я болен.
И он провел рукой по лбу. Теперь, когда кровь возобновила свой бег, лицо его опять стало красным от жара. Он весь пылал.
– А сейчас, – сказал Бока, – мы отнесем тебя домой. Довольно глупо было приходить. Не понимаю, как родители тебя пустили.
– А они не пускали. Я сам пришел.
– Как это – сам?
– Папа ушел, костюм понес на примерку. А мама вышла к соседке, суп тминный для меня подогреть, и дверь не заперла – сказала, чтоб я крикнул, если мне что нужно. Я остался один, сел в постели и стал слушать. Ничего не было слышно, но мне показалось, что я слышу. В ушах у меня шумело – кони мчались, трубы пели, раздавались крики. Мне почудился голос Челе; будто он кричит: «Сюда, Немечек, на помощь!» Потом показалось – ты кричишь: «Не ходи, Немечек, ты нам не нужен: ты ведь болен; хорошо было приходить когда мы забавлялись, в шарики играли, а теперь ты, конечно, не придешь, когда мы тут сражаемся и вот-вот проиграем битву!» Так ты сказал, Бока. Мне послышалось, что так. Ну, тут я сразу выскочил из постели, но упал, потому что давно лежу, совсем ослаб. Кое-как поднялся, достал одежду из шкафа… башмаки… и скорей одеваться. Только я оделся, мама входит. Я, как услыхал, что она идет, сразу – прыг в постель и одеяло до самого подбородка натянул, чтобы не видно было, что одетый. Она говорит: «Я только спросить пришла, не нужно ли тебе чего». А я: «Нет, нет, ничего не надо». Она опять ушла, а я из дому удрал. Но только я вовсе не герой, потому что я ведь не знал, что это так важно, а просто пришел сражаться вместе. Но как увидел Фери Ача – сообразил: ведь это из-за него мне нельзя вместе с вами сражаться – он меня в холодной воде выкупал. И так горько мне стало! Я подумал: «Ну, Эрне, теперь – или никогда». Зажмурился и… и… прыг прямо на него…
Белокурый малыш рассказывал это с таким пылом, что даже устал и закашлялся.
– Довольно, помолчи теперь, – сказал Бока. – Потом расскажешь. Сейчас мы тебя домой отнесем.
Пленников с помощью Яно по одному выпустили из сторожки, а оружие, у кого оно еще сохранилось, отобрали. Уныло побрели они друг за другом на улицу Марии. А тонкая железная труба попыхивала, поплевывала паром, словно насмехаясь над ними. И пила завывала им вслед, как будто тоже была за победителей.
Последним остался Фери Ач. Он все еще стоял у штабелей, уставясь в землю. Колнаи и Челе подошли к нему, чтобы отобрать оружие.
– Не трогайте главнокомандующего, – сказал Бока. – Господин генерал, – обратился он к пленнику, – вы сражались геройски!
Краснорубашечник только поглядел на него уныло, словно хотел сказать: «На что мне теперь твои похвалы!»
Но Бока обернулся и скомандовал:
– На караул!
Войско тотчас перестало переговариваться и шептаться. Все взяли под козырек, а перед фронтом навытяжку застыл Бока, тоже с поднятой рукой. И в бедняге Немечеке в этот момент проснулся рядовой. С усилием приподнялся он с бруствера, пошатываясь, встал «смирно» и отдал честь, приветствуя того, по чьей вине так тяжело заболел.
Фери Ач ответил на приветствие и удалился, унося с собой оружие. Он был единственный краснорубашечник, которому было дано такое право. Остальное оружие – знаменитые копья с серебряными наконечниками, многочисленные индейские томагавки – кучей лежало перед сторожкой. А над фортом номер три реяло отбитое у врага знамя: Гереб отнял его у Себенича в самый разгар боя.
– И Гереб здесь? – широко раскрыв глаза от удивления, спросил Немечек.
– Здесь, – выступил вперед Гереб.
Белокурый мальчуган вопросительно взглянул на Боку.
– Да, здесь. Он загладил свою вину, – ответил Бока. – И я возвращаю ему звание старшего лейтенанта. Гереб покраснел.
– Спасибо, – сказал он.
И тихо добавил:
– Но…
– Что еще за «но»?
– Я, конечно, не имею права, – смущенно продолжал Гереб. – Это дело генеральское, но… я думаю… ведь Немечек, кажется, все еще рядовой.
Все затихли. Гереб был прав: в треволнениях дня как-то позабылось, что тот, кому они трижды всем обязаны, до сих пор остается рядовым.
– Ты прав, Гереб, – промолвил Бока. – Но мы это сейчас поправим. Произвожу… Но Немечек перебил его:
– Не надо, не хочу… Я не для того спешил… Не за тем сюда пришел…
Бока сделал строгий вид.
– Не важно, зачем ты пришел, – прикрикнул он на него, – а важно, что ты сделал. Произвожу Эрне Немечека в капитаны.
