— В следующую пятницу. Устроит? Такого вы еще не видели, поверьте! Я рассказал о вас друзьям, и они не против, чтобы вы пришли. Но только знайте свое место. Вы там будете в гостях.
Терпин засмеялся и удалился в свой личный мир.
— После шестидесяти семи лет, проведенных здесь, на нем еще гноятся язвы Земли, — тихо произнес Фрайгейт.
— Он никогда не станет «продвинувшимся», если не искоренит в себе это зло, — сказал Нур. — Я имею в виду последствия расового произвола.
Порожденное на Земле зло не всегда умирало в Мире Реки. Однако, по мнению Нура, человечество в общей массе продвигалось вперед к этическому и духовному совершенству.
— То есть, говоря простым английским языком, ты утверждаешь, что многие стали лучше, чем были? — спросил Бертон.
— Да. Мир Реки углубляет нашу человечность. Но изменения редко происходят без боли. — Помолчав какое-то время, Нур добавил: У Тома много хороших качеств. Он веселый и отважный человек, и с ним легко общаться, если никто не наступает ему на пальцы. Однако он никогда не сожалел о своем сутенерстве. А человек, заставлявший женщин торговать своим телом, сам является духовной проституткой. Том целиком и полностью увяз в этом отвратительном и грязном промысле. Ему приходилось бить и убивать. Вот он и променял сочувствие к людям на презрение и цинизм.
Наступила тишина.
— И что же дальше? — спросил Фрайгейт.
— Говоря о Томе, я имею в виду каждого из вас. Вы спрятались в своих маленьких мирах, позабыв о других и о своей первоначальной цели. Но разве может человек развиваться в вакууме?
— Конечно, может, — ответил Фрайгейт.
— Хорошо. Посмотрим, что из этого получится, — произнес Нур.
В отличие от семерых товарищей, мавр решил остаться в своей прежней квартире.
— Ее для меня вполне достаточно.
— Но это вызовет осложнения, — сказал Бертон. — Некоторые из недавно воскрешенных могут польститься на свободные миры. И тогда, чтобы захватить их, они пойдут на все — даже на кровопролитие.
Глава 20
Бертон, Фрайгейт и Бен беседовали об ограничениях на воскрешение людей.
— Только не надо оживлять актеров, режиссеров и кинозвезд, — сказал Фрайгейт. — Это отъявленные эгоисты, зараженные противоречиями и недоверием.
Какое-то время они могут казаться прекрасными собеседниками, но потом из них начинает вылезать себялюбие, и они становятся настоящими чудовищами.
— Значит, накладываем запрет на всех актеров? — спросил Бертон.
— На всех, — поддержала Бен. — Я их тоже знала. Просто страшно подумать, во что они превращали мои пьесы.
— Конечно, здесь могут быть некоторые исключения, — сказал Фрайгейт. Однако продюсеров сюда точно пускать не стоит. Таких безжалостных и хладнокровных существ можно держать только в террариуме для крокодилов.
Запомните мои слова! Не воскрешайте продюсеров — особенно из Голливуда. Это не люди, а что-то зубастое, прожорливое и отвратительное.
— Я так понял, их можно отнести к одному подклассу с политиками, произнес Бертон.
— О, да. Политики и чиновники вообще не достойны упоминания. Лжецы и предатели с гибкими спинами.
— Неужели все? — спросила Бен.
— Как будто ты сама не знаешь, — ответил Бертон.
— Я встречалась лишь с немногими и поэтому не могу судить об остальных.
— Тогда положись на мое слово, — сказал Бертон. — Итак, политикам вход воспрещен. А что вы скажете о священниках?
— Все представители духовенства — священники, раввины, муллы, экзорцисты, шаманы — по своей сути похожи друг на друга, как братья, произнес Фрайгейт. — И в то же время они очень разные. Некоторые из них — правда, очень немногие — являются примером для подражания. Но остальные… Лично я отношусь с подозрением к тем, кто возомнил себя духовными лидерами. Каковы их настоящие мотивы?
— Тогда я вычеркиваю попов из списка, — подытожил Бертон. Это все те же политики и лжецы, которые манипулировали людьми и использовали их веру для своей наживы. Во всяком случае, в башню мы их не пустим.
— Никаких раввинов, мулл, архиепископов и их преподобий, добавил Фрайгейт. — Все, что приложимо к попам, приложимо и к ним.
— Монахинь и настоятельниц?
— Долой! — прокричал Бертон, сжав кулак и указав большим пальцем на пол.
— А где же ваши исключения? — с усмешкой осведомилась Афра.
— Давайте пока не будем тратить на них время, — предложил Бертон.
— Что вы скажете о продавцах подержанных машин? — спросил Фрайгейт.
Бертон и Бен недоуменно посмотрели друг на друга.
— Это феномен двадцатого века, — объяснил Фрайгейт. — Хорошо, забудем о них. Я просто буду следить, чтобы они не просочились в башню. Хотя, учитывая их пронырливость, вряд ли мне это удастся на сто процентов.
— А доктора?
— Какие-то общие правила к ним не приложимы. Однако многие из них, попав в Мир Реки, растеряли свою духовность. Здесь они почти не имели авторитета.
Поэтому будем подходить к их оценке осторожно.
— Адвокаты?
— Среди них есть прекрасные люди, но встречается и абсолютное дерьмо, сказал Фрайгейт. — Будем внимательны. Да, кстати, я обнаружил телесную матрицу Будды! Того самого исторического Сиддхартху!
— А какое отношение он имеет к адвокатам? — спросил Бертон.
— Никакого. Но Будда… Он отмечен в записях, и о нем есть «фильм». Если вы хотите взглянуть на живого Гаутаму Будду, вам просто надо запросить компьютер. И что самое интересное, он никогда не воскрешался в Мире Реки.
Умерев на Земле, Будда стал «продвинувшимся».
— Теперь все ясно! — сказал Бертон, словно действительно понял что-то важное и доселе скрытое от человеческих глаз.
— Что тебе ясно?
— Семь дней назад я отыскал файл об историческом Иисусе Христе, ответил он.
— Я тоже его нашел, — сказал Фрайгейт.
— Тогда ты знаешь, что, воскреснув в Мире Реки, он пережил здесь несколько смертей и умер последний раз около двадцати лет назад. Иисус тоже стал «продвинувшимся». Но, очевидно, Будда был более «продвинувшимся», чем он.
— Гаутама жил на Земле дольше Иисуса, — напомнил Фрайгейт.
— Мои слова — не упрек, а констатация факта.
— Между прочим, я обнаружил записи о Святом Франциске Ассизском, сказал Фрайгейт. — Он тоже воскрешался на берегах Реки. Умерев десять лет назад, этот человек перешел на стадию «продвижения».
— Интересно, сколько пап и кардиналов, верховных священников и верующих достигли
