из открытых землянами планет нет ничего похожего. Удивительно, как равнина сохраняет свою ровную поверхность, если грязь из-за эрозии почвы во время дождей постоянно стекает с окрестных холмов и гор. Дожди, конечно, тоже должны вносить свою лепту в процесс разрушения гладкой поверхности равнины. Трава, которой поросла равнина, длинная, с очень прочными корнями. И если правда то, что мне говорили, то корни связывают почву в своеобразный монолит».
Была и другая вещь, над которой стоило задуматься: ветра, что постоянно дули над равниной и двигали колесные парусные суда. Чтобы дул ветер, в атмосфере должна существовать разность давлений, а эта разница обычно возникает из-за перепада температур. И хотя Ксердимур был окружен горами, на всей его десятитысячемильной территории не было ничего, что могло бы усилить потоки воздуха. Так казалось Грину, хотя он и не особо доверял своему опыту в метеорологии. С другой стороны, дули же земные ветра над морями и не теряли своей мощи даже за тысячи лиг от мест своего зарождения. Или они каким-то образом усиливались? Он не знал. Он знал лишь, что такой аномалии, как Ксердимур, просто не должно существовать. Ко всему этому и само существование здесь человека было столь же удивительно, сколь и нелепо. Хомо сапиенс был разбросан по Галактике. Куда бы ни попадали корабли землян, они обнаруживали, что каждая четвертая из населенных планет заселена разумными существами, относящимися к их собственному виду. Доказательством этому была не только схожесть внешнего облика землян и жителей других планет, но и возможность иметь потомство. Земляне, сирианцы, альдебаранцы — разницы не было. Мужчины с этих планет могли иметь детей от женщин с любой другой планеты.
Естественно, на этот счет было много разных теорий. Все исходили из общего постулата, что хомо сапиенс где-то когда-то в очень далеком прошлом возник на одной планете и оттуда расселился по всей Галактике. А потом космические сообщения каким-то образом прервались и каждая колония регрессировала до варварства, а сейчас опять начала долгую и упорную борьбу за возрождение цивилизации и космических полетов. Почему — никто не знал. Каждый мог только предполагать.
Существовала еще проблема языка. Казалось бы, раз человек произошел от общего корня, он должен был иметь какие-то следы первоначального языка и лингвисты могли бы проследить развитие языка и благодаря этому установить взаимосвязь планет. Но нет! В каждом мире была своя Вавилонская башня, свои десять тысяч языков. Русский, английский, шведский, литовский, персидский и хинди — все восходили к индоевропейскому языку, как выяснили земные ученые. Но они не могли найти на какой-либо планете языка, о котором могли бы сказать, что он развился из древнем праязыка.
Мысли Грина переключились на двух землян, пленников Эстории. Он надеялся, что их не будут пытать слишком сильно. В мот самый момент они могли испытывать сильнейшие муки, если тамошний священник вдруг решил подвергнуть их небольшому испытанию на демонизм. Мысль о пытках заставила его потянуться и размять руки и ноги. Через час он должен встретиться с герцогиней. Для этого ему необходимо пройти через якобы секретную дверь в стене башенки с северной стороны, затем вверх по лестнице через проход между стенами, и так до покоев герцогини. Там одна из доверенных служанок проводит его к Зьюни и попытается подслушать как можно больше, чтобы позднее доложить герцогу. Предполагалось, что Зычны и Грин не знают об этом и относятся к ней как к самой надежной посреднице.
Когда ударит большой колокол храма бога времени Груза, Грин должен подняться со своей скамьи и идти на свою, как он считал, каторжную работу. Если бы эта женщина интересовалась еще чем-нибудь, кроме своей внешности и пищеварения, если бы она не болтала о дурацких дворцовых сплетнях, это было бы не так уж плохо. Но нет, она болтала и болтала, а Грин изнемогал от желания уснуть и не мог отключиться ни на секунду из страха непоправимо оскорбить ее. А это значило…
7
Малая луна уже коснулась западного горизонта, а большая приближалась к зениту, когда Грин проснулся и вскочил, потея от ужаса. Он уснул и заставил герцогиню ждать!
— Бог мой, что она скажет! — вслух произнес он. — И что мне сказать ей?
— Тебе ничего не придется мне говорить, — послышался в ответ гневный голос рядом. Он вздрогнул, повернулся и увидел, что рядом стоит герцогиня. Одета она была в платье, но ее бледное лицо с раскрытым ртом светилось под тенью капюшона. Белые зубы блеснули, когда она начала проклинать его за нелюбовь к ней, за признаки скуки в ее присутствии, за любовь к какой-то паршивой рабыне, никуда не годной, ленивой, безмозглой пустышке-распутнице.
Если бы ситуация не была такой серьезной, Грин, возможно, улыбнулся бы: герцогиня мастерски рисовала собственный портрет. Он попытался остановить словоизвержение, но тщетно. Она заорала, чтобы он заткнулся, а когда он поднес палец к губам и произнес «чш-ш-ш!!», она закричала еще громче.
— Ты же знаешь, что тебе запрещено выходить из своих комнат после наступления темноты, если герцога нет рядом, — произнес он, беря ее под локоть и пытаясь увлечь к тайной двери. — Если стража увидит тебя здесь, будут неприятности, большие неприятности. Пойдем.
К несчастью, стража уже увидела их. Внизу на лестнице появились факелы и заблестели стальные шлемы стражников. Грин попробовал поторопить ее — было еще время скрыться за дверью, но она выдернула руку и закричала:
— Убери свою грязную лапу, раб! Герцогиня Тропэтская не позволит, чтобы ее толкало бледное животное!
— Демон возьми! — огрызнулся он и оттолкнул ее. — Ты глупая кизмаяха! Идем быстрее! Не тебя будут пытать, если обнаружат нас вместе!
Зьюни отшатнулась. Лицо у нее перекосилось, а рот дважды открылся и закрылся без едином звука.
— Кизмаяха?! — наконец выдохнула она. — Сам кизмаях!
Внезапно она начала вопить во все горло. Прежде, чем он успел зажать ей рот, она метнулась к лестнице. Тогда только он очнулся от ступора и побежал, но не за ней, а к секретной двери. Поднялась кутерьма. Объясняться со стражниками было бесполезно. Ситуация развивалась по шаблонному сценарию. Она скажет охране, что он неизвестно как прошел в ее комнату и вытащил ее на стену, по-видимому, собираясь изнасиловать. Почему он потащил ее в людное место, когда уже был в тихом уголке ее апартаментов, спрашивать не будут. И стражники, хотя и будут знать, что было в действительности, якобы поверят ей, с яростью схватят его и потащат в подземную темницу. Самое абсурдное то, что через несколько дней весь город, и сама Зьюни в том числе, поверят, будто так все и было на самом деле. Ко времени казни горожане возненавидят его всеми фибрами души, и все рабы пострадают, потому что должны будут разделить вину Грина.
Но он не собирался сдаваться. Сопротивление, конечно, лишь подтвердит его вину, но это уже не имело значения. Он проскочил через секретную дверь, захлопнул ее и запер, а затем ринулся вверх по лестнице, ведущей к покоям герцогини. Страже придется обходить далеко вокруг, и у него будет, по крайней мере, минуты две, прежде чем они откроют двери приемной и прихожей, объяснят внутренней страже, что случилось, и начнут его искать. Грин бежал, как заяц, но мысль его работала, как у лисы. Давно предполагая, что такое может с ним случиться, он в деталях разработал несколько планов. Теперь он выбрал самый подходящий и начал довольно гладко осуществлять его.
Узкая винтовая лестница позволяла подниматься только одному человеку. Он взбежал по ней так быстро, что у нем закружилась голова. Он покачивался и с трудом удерживался, чтобы не упасть влево, когда очутился на верхней площадке. Но он не стал задерживаться, переводить дыхание, восстанавливать равновесие, а потянул за рукоятку и скользнул за дверь. Слава богу никого! На мгновение он остановился и прислушался, нет ли кого-нибудь в соседней комнате, затем нажал на выпуклость среди бронзовых завитушек, которая была соединена с механизмом секретной двери. Часть стены бесшумно откатилась. Тогда он повернул рычаг так, чтобы дверь невозможно было открыть с другой стороны. Грин нашел время горячо поблагодарить строителей замка, которые изготовили этот механизм, чтобы спасти владельца в случае восстания или дворцового переворота. Если бы этого механизма здесь не было, ему бы не спастись. Спастись? Он лишь избежал немедленного пленения. Но он собирался скрываться как можно дольше, а
