Как легко и гибко он передвигается, а ведь ему уже около шестидесяти, не меньше.
– Приветствую тебя, друг мой! – Он взял Маффео за руку. – Много времени прошло с тех пор, как мы виделись с тобой в последний раз. Как у тебя дела?
– Как бы тебе сказать… – Маффео смутился.
– Ничего не надо говорить, друг мой. Дела у тебя, как я вижу, не лучше, чем у меня. В коленях ломит, руки не гнутся, глаза плохо видят… – И улыбнулся. – Один мудрец сказал: «Только тот избавлен от старческих страданий, кому суждено умереть молодым». – Хан положил руку Маффео на плечо. – Нам надо как-нибудь снова поохотиться вместе – без гонки и травли, как в молодости. Долго, медленно скакать на лошади по замерзшей степи, с колчаном и стрелами за спиной… А промахнемся, ослабеет глаз или дрогнет рука – никто не осудит и не посмеется над немощной старостью.
– Звучит заманчиво, – улыбнулся Маффео.
– Не правда ли? Но боюсь, в этот раз не получится – нет времени.
– Ты не собираешься задерживаться в Шангду? – Маффео явно расстроился.
Хан вздохнул, улыбка исчезла с его лица. Сейчас у него вид правителя, которому не дают покоя заботы о своем народе и государстве.
– Желание у меня есть, мой друг. Но дело не в этом. Неотложные дела вынуждают меня очень скоро вернуться снова в Тайту. Все переезжают в Тайту.
– Все? Но что…
Хубилай отмерил несколько шагов по комнате. Скрестив руки за спиной, принялся рассматривать драгоценные шпалеры на стене, словно впервые видел их.
– Столица наконец отстроена, и нет причин, чтобы двор и дальше оставался в Шангду. – Он сделал паузу, и Беатриче показалось, что ему вдруг стало трудно говорить. – Совсем скоро, через несколько дней, собираем имущество и всем двором трогаемся в путь, чтобы успеть до зимних холодов. Мне отпущено немного дней, чтобы в последний раз насладиться красотами Шангду.
– Я слышал, новый дворец в Тайту по красоте даже превосходит этот.
Хубилай согласился:
– Да, это так. Он в самом деле прекрасен. Китайские мастера превзошли самих себя. Тебе он понравится, друг мой. Кроме того, Тайту больше по размерам и имеет более благоприятное стратегическое положение в стране, чем Шангду. Это хорошо продуманное решение – перенести столицу в Тайту. Но скажи мне честно, друг мой, тоскует ли твое сердце по Шангду или по городу, где ты родился?
Маффео смущенно опустил взгляд. Хубилай улыбнулся, но в улыбке сквозила тоска. Он медленно продолжал:
– Видишь ли, Маффео Поло, я разделяю твои мысли и чувства. При всей роскоши и красоте, которые ожидают меня в Тайту, мой дом здесь. Всем сердцем я прирос к нему. Этот город напоминает мне о юртах моих дедов, о Каракоруме, городе Чингисхана. Спросили бы меня, где хочу умереть, – назвал бы Шангду. – И слабо махнул рукой, словно отгоняя невеселые мысли, как назойливых мух. – Но не будем сейчас об этом! От разговоров легче не станет. Подождем до завтра.
Он повернулся к Беатриче, рассмотрел ее с головы до ног.
– Это та женщина, о которой говорил мне Джинким? Та, которую вы нашли в степи?
– Да, это она.
Хубилай обошел Беатриче вокруг, покачивая головой:
– Нет. Мой брат прав – она не из моей свиты. Откуда ты явилась, женщина?
Беатриче, потрясенная тем, что хан обратился к ней, потеряла на миг дар речи.
– Моя родина зовется Германией, – ответила она не сразу. И поймала себя на мысли, что мужчины все это время разговаривали на арабском. Но почему? Не из вежливости ли по отношению к ней? Ведь среди принятых при дворе языков она понимала только этот. – Германия находится на севере Страны заходящего солнца. Я…
– Я не знаю такой страны, которую ты называешь своей родиной, – перебил ее Хубилай, но в голосе его не было враждебности. – Как случилось, что ты оказалась в степи совсем одна – без повозки, без сопровождения? Кто бросил тебя там?
Беатриче метнула взгляд на Маффео: что ответить?
– Не знаю, великий хан, как это случилось. – Она утешалась тем, что хотя бы не лжет. – Я, к сожалению, ничего не помню.
Глаза Хубилая сузились в щелки – он видит ее насквозь, как через увеличительное стекло. Уверена – читает все ее мысли… Одно ясно: хан не тот человек, которого можно обмануть. А если бы кто и захотел…
– На твоей родине разговаривают по-арабски? – спросил он так же по-дружески и непринужденно, как если бы хотел узнать, который теперь час.
Беатриче бросило в жар – это экзамен. И от того, как она его выдержит, зависит ее свобода или неволя, а может быть, даже жизнь или смерть. Надо выдержать во что бы то ни стало! Даже не из страха за свою жизнь, во всяком случае, не только поэтому…
И вдруг ее осенила неожиданная мысль – надо произвести впечатление на Хубилай-хана. Что-то в нем напомнило ей вдруг одного хирурга, с которым она познакомилась во время учебы в ординатуре, – ходячая медицинская энциклопедия.
Он ей очень нравился. Ее не раздражал даже его злобный цинизм и множество разнообразных мелких недостатков. Этот врач стал для нее образцом для подражания, не в последнюю очередь благодаря ему решила она посвятить себя хирургии, несмотря на уговоры друзей и родных.
– Нет, – ответила она и посмотрела хану прямо в глаза.
Мелькнула мысль, что смотреть на хана вот так, в упор, скорее всего, запрещено. Не исключается, что в этой стране такой взгляд непростителен и за него можно поплатиться жизнью.
Но Хубилая этот взгляд, по-видимому, совершенно не смутил. Да и Маффео, наверное, предупредил бы ее заранее.
– А откуда тогда ты знаешь арабский язык?
– Я была одной из жен в гареме эмира Бухары. Там и выучила арабский.
– В гареме? Так-так… – Хан стал расхаживать по своим покоям. – Тогда почему ты не в Бухаре? Ты сбежала оттуда?
Она взглянула на Маффео: рассказал ли он что-нибудь о ней хану? Если да, то что?
– Нет. – Решила, насколько возможно, говорить правду. – Эмир отдал меня своему личному врачу в качестве подарка, и этот врач позже отпустил меня на свободу.
Хубилай удивленно поднял брови:
– Он подарил тебе свободу? – И еще раз внимательно ее оглядел, как бы выискивая недостатки. – И сделал это по доброй воле? – Он покачал головой. – Или ты околдовала этого врача, или он один из тех, кто предпочитает мужчин.
Видимо, ей не верят. Что делать, чтобы убедить его? Нельзя же выдать тайну о камне Фатимы…
Но не успела она взглянуть на Маффео, чтобы найти у него поддержку, как император откинул голову назад и разразился хохотом. Смеялся он так, что по щекам потекли слезы. Наконец успокоился и положил руки ей на плечи.
– Добро пожаловать в мой дом, Беатриче из Страны заходящего солнца! Пусть мой дворец будет твоим домом и пусть у тебя будут здесь друзья!
Она не находила слов. Всего ожидала от Хубилай-хана, тирана и завоевателя, но только не этой человеческой простоты и сердечности, приветливой улыбки, озарившей его лицо.
– Я… благодарю вас… – заикаясь, проговорила она.
Маффео оказался прав: ей нравится Хубилай независимо от того, какие зверства он совершил или еще совершит до конца своих дней. Этот человек, с его лучезарной улыбкой и заразительным смехом, по- настоящему ей симпатичен.
– Хубилай, у меня есть к тебе одна просьба, – склонился перед ним Маффео. – Беатриче была врачом у себя на родине и…
– Женщина – врачом?.. – переспросил Хубилай и опять оглядел Беатриче, теперь недоверчиво. – Ты, должно быть, ошибся, Маффео. Может быть, ты имеешь в виду – одной из тех знахарок, что делают отвары
