– Да, конечно. Слышала много раз, и это начинает действовать мне на нервы. Мне кажется, он не столько заботливый брат, сколько предмет внимания психиатра. Может быть, с него и начнем?
Не успела она произнести последние слова, как увидела Джинкима – стоит в дверях. Хотела уже заметить ему, что вошел без стука. Но он так мрачно посмотрел на нее, что она из предосторожности решила промолчать.
Что означает его взгляд? Может быть, он не одобряет идею сотрудничества с местными эскулапами, предложенную Хубилаем? Или его оскорбили ее последние слова? Вряд ли ему что-то говорит слово «психиатр», но Джинким отнюдь не дурак.
– Готова? – сурово спросил он.
И Беатриче твердо решила: Джинким все слышал и все понял. Она почувствовала, что воротник стал ей тесен…
– Тогда идем!
Больница располагалась прямо при дворце хана, в противоположной северной стороне, так что у Беатриче была возможность осмотреть весь дом.
Они прошли по пустым, великолепно спланированным площадям, которым позавидовал бы любой немецкий городок. Все бесчисленные постройки, объяснил Маффео, имеют свое предназначение. В одних домах будут устраиваться обеды – в зависимости от времени года, другие предназначаются для послеобеденного сна детей императорской семьи. Вот эти – для наложниц хана, а эти – для его сыновей и дочерей.
Дворец представлял собой не отдельное здание, а целый ансамбль, обнесенный стеной со сторожевыми башнями. В центре его возвышались личные покои императора. Повсюду сновали слуги – распаковывали ящики, тащили мебель… Однако в целом все уже завершено, значит, ночью здесь кипела работа.
Джинким шел быстрой, размашистой походкой, словно от того, когда он попадет в лечебницу, зависела чья-то жизнь. Беатриче старалась не отставать – и очень скоро выдохлась. Искоса взглянув на Маффео, поняла, что ему еще хуже, хотя он и старается не подавать виду. Кряхтит, задыхается, лоб покрылся испариной… Время от времени украдкой хватается за сердце и на лице появляется страдальческое выражение.
«Надеюсь, когда-нибудь мы достигнем цели», – думала она. Чем бы помочь Маффео?.. И вдруг в голову пришла спасительная мысль.
– Эй, Джинким! – крикнула она стремительно мчащемуся впереди монголу.
Он остановился и обернулся в ее сторону. Даже издали заметно, какое угрюмое у него лицо.
Боже, неужели у этого человека всегда такое дурное настроение?..
– В чем дело? – осведомился он.
– Нельзя ли помедленнее?
На сей раз она не думала о вежливости – он всегда недоволен. Другого он не заслуживает. Разве не понимает, что она как-никак женщина, а не солдат, к тому же ждет ребенка. Не мешало бы считаться с ней – что если по дороге начнутся схватки?..
Слова эти подействовали на него – он покраснел.
– Хорошо, если надо, я пойду медленнее. – И снова повернулся к ней спиной.
Беатриче вздохнула. Конечно, она не ждала его извинений, хотя в таких случаях воспитанные люди обычно просят их простить. Что же, с воспитанием здесь, видимо, не все благополучно.
– Спасибо! – шепнул Маффео ей на ухо. – Как ты догадалась?
Они продолжили свой путь, но уже в умеренном темпе.
– Ты, кажется, забыл, что я врач? Кстати, Маффео, тебе надо вплотную заняться своим здоровьем. Ты болен и…
– Ничего, – возразил он, – я просто устал после долгой дороги. А еще мне пришлось уладить кое-какие дела, поэтому прошлой ночью почти не спал.
Он помолчал немного.
– Как ни грустно признаваться, но я уже немолод. Большие нагрузки теперь не для меня, мне нужен отдых. Когда будешь заниматься здесь с врачами, я, пожалуй, выйду в сад, вздремну немного. А когда закончишь и будем возвращаться назад, посмотришь – я обгоню Джинкима. – И улыбнулся.
Улыбка, однако, получилась вымученной, а лицо приобрело серый, нездоровый цвет. «Меня не обманешь, друг ты мой, могу поклясться – это сердце!» – озабоченно думала Беатриче.
По всем признакам у Маффео приступ angina pectoris, а может быть, и предынфарктное состояние. Но как убедить его, что необходимо лечение? И как она может ему помочь? В Бухаре все обстояло проще. Там она знала, что у Али в шкафу с целебными травами всегда есть боярышник, а из него можно приготовить отвар или мазь, чтобы хоть немного снять боль. Но какими средствами пользуются китайцы?
Надо поговорить с Ли Мубаем, Маффео ему доверяет, и тот уговорит его полечиться. Пусть иглы помогут снять боль, даже не излечивая болезнь полностью, – все-таки лучше, чем совсем ничего.
Вскоре они дошли до больницы – низкого прямоугольного здания, покрытого красной блестящей черепицей, какой кроют пагоды. Это единственная красная крыша – все остальные крыши дворцового ансамбля голубого цвета. Стены и колонны здания тоже выкрашены пурпурной краской, под коньком крыши и у колонн входной двери цветные фризы. Разноцветные фигуры – в голубых, зеленых и ярко-оранжевых тонах – изображали типичных для Поднебесной драконов, а еще фрукты и замысловатых насекомых с узкими крылышками и длинными щупальцами.
– Это плоды персика, – пояснил Маффео. – Персики и цикады для китайцев испокон века символизируют долголетие и здоровье.
В больнице их явно ждали: едва переступили порог, как навстречу им поспешил худенький мальчик, лет двенадцати; одежда болтается на нем как на чучеле. Он сложил руки на груди и поклонился.
– Добро пожаловать, благородный Джинким, брат и престолонаследник великого Хубилай-хана! – молвил он на ломаном монгольском, так что даже Беатриче это заметила. – Да благословят вас боги и ниспошлют вам долгую жизнь!
– Хорошо-хорошо, – Джинким угрюмо взглянул на него, словно у мальчика под широкой рубахой спрятан кинжал. – Беатриче, женщина из Страны заходящего солнца, прибыла к нам, чтобы по настоянию повелителя, всемогущего Хубилай-хана, научить своему искусству врачевания китайских целителей. Веди нас к ним!
– Повинуюсь. – Мальчик отвесил поклон. – Высокочтимый Ло Ханчен и мудрый Ли Мубай ожидают вас в зале Утренней зари.
– Если позволите, благородный Джинким, – поклонился Маффео, словно обычный слуга, а не близкий друг мрачного монгола, – я выйду в сад и подожду вас там.
Джинким снисходительно кивнул:
– Разрешаю тебе удалиться, – произнес он.
Беатриче почудилось, что он с трудом сохраняет серьезный вид, – уголки его губ предательски задергались.
– Только не засни там – может случиться, что ты понадобишься.
– Повинуюсь, господин.
Маффео снова поклонился, потом не распрямляясь, пятясь назад, сделал несколько шагов и лишь после этого повернулся и исчез между колоннами. Беатриче не поняла, зачем разыгран этот спектакль. Обычно Маффео и Джинким разговаривали на равных, как друзья.
Мальчик спрятал руки под длинными рукавами рубахи и быстро засеменил перед ними. Так они дошли до двери, украшенной искусной резьбой.
– Прошу извинить меня, но в зал Утренней зари может войти только женщина, а вас попрошу подождать здесь…
– Что такое? – зарычал Джинким так, что мальчик испуганно отскочил назад. – Ты что, забыл, болван безмозглый, кто стоит перед тобой?! Я – Джинким, брат хана! Ни один червяк не может запретить мне войти в зал Утренней зари! Выбирай: или ты впустишь меня – или утром завтрашнего дня твоя голова будет
