собственной биографии, только там жертвами были другие, а не он.
– Ну все понял, чех? – сухо спросил Филипп.
Щербак же, достав из кармана пистолет, спокойно передернул затвор и обернулся к чеченцу. Филипп верно угадал национальность – охранник натужно кивнул.
– Значит, слушай условия, – продолжил Филя и протянул руку к Николаю, за конвертом с фотографиями. – Гляди сюда, знаешь этого? – Филя вынимал по одной и показывал охраннику. – А этого... этого? – охранник утвердительно кивал, но по поводу одного из пятерых отрицательно затряс головой. – Говори, как их зовут. – Филя кивнул Щербаку, и тот, взяв первую фотографию, достал карандаш, чтобы на обороте записать имя и фамилию.
Но чеченец, видно, вспомнил о своей мужской чести и презрительно процедил сквозь зубы:
– Ничего не скажу.
– А по морде? – спокойно спросил Щербак.
– А он может больше вообще ничего не говорить! – хохотнул Филя. – Все равно ведь опознал. Намекнем Муслиму, он сам его кастрирует. Но сперва шкуру спустит – с живого.
Чеченец вздрогнул. Наверняка, угадал Филя, страшен, значит, был им всем непредсказуемый в своей ярости хозяин.
– Ах ну да, – словно догадался Филипп, – он же условий наших еще не слышал! Так вот, ты называешь имена и фамилии этих мужиков и говоришь, куда они сегодня рано утром уехали на трех машинах, чтобы спрятать украденный в Германии джип. А мы тебя за это отпускаем живым и здоровым, если хочешь, даже обратно доставим. И никто, кроме нас троих, не узнает о нашем разговоре. О нашей нечаянной такой встрече. Если ты сам, конечно, не проболтаешься. Ну а не хочешь, тогда... Чего тогда? – он посмотрел на Щербака, и Николай изобразил такую зловещую улыбочку, что чеченец заерзал на сиденье. – Тогда здесь оставим, проедем подальше чуток, и оставим в сугробе – до весны. И будешь ты у нас, чех, называться «подснежником». Знаешь, что это такое? Не знаешь?! – искренне удивился он. – А это первый такой цветок, что весной из-под снега вылезает. У вас же, на горных полянках, их много, корзинами раньше в Москву продавать возили. Вот и ты тоже, как солнышко начнет пригревать, головку-то свою из сугроба и покажешь. А кто такой, чего тут зимой делал – никто не узнает, зароют, как собаку, и забудут. Так хочешь?
Вероятно, если б на него орали, били, он бы устоял. А когда вот так, почти ласково, понял, что дело совсем хреновое. Да, в общем, и по захвату должен был оценить врага. Наверняка же держал в руках «калашников», а что в Чечне не встретились, так это просто его счастливый билет, удача, можно сказать. Которая сейчас, прямо тут, изменит ему...
– Скажу, – глухо пробурчал чеченец.
– Только учти, дураков тут нет. Мы все проверим, и, если ты соврал или нечаянно напутал, Муслим ведь расспрашивать не станет, понял? – и, дождавшись нового кивка, Филя сказал Николаю: – Показывай.
Чеченец, не задумываясь, назвал четырех человек, изображенных на снимках, что, вероятно, было правдой. Не делал пауз, не выдумывал. Пятого, честно сказал, не знал. И ни разу не видел. Щербак все записал на обратной стороне фотографий, кинул их в конверт и сунул в бардачок.
Перешли ко второй части – главной.
Чеченец сказал, что утром к ним приходил начальник ментовки Черепухин и помог им обнаружить причину замыкания в проводке, а также следы чужих во дворе и на лестнице в доме. При этих словах Филипп с Николаем незаметно переглянулись, а Филя даже поморщился: сами виноваты, грубый прокол, но было ли время убирать за собой следы?.. Словом, охрана тут же решила спасать машину, переправлять ее отсюда.
Есть несколько мест для удобного отстоя. Одно – возле МКАД, на Калужском шоссе, большой автосервис в районе поселка Мамыри. Другое место – на Волоколамском шоссе, у Опалихи...
И снова переглянулись сыщики, но уже вопросительно. Что ж получается, ничего эти азеры не знают, что там происходило по указанному адресу? Сообщить было некому или как? А может, там у них отстойник, которым пользуются редко и потому не особенно интересуются?
Или совсем другое? Муслим контачит с таганскими? Интересный вариант, но он требует детальной проработки.
Наконец, третье место, куда могли уехать охранники. Это далеко, между Балашихой и поселком Северный. Тоже автосервис. Но там рядом большой гаражный кооператив, где полно пустых боксов.
Других мест чеченец не знал.
Теперь следовало исходить из логики этих бандитов. Балашиха, возможно, и удобно, но далеко, ничего не скажешь. А если они не дураки, что подтверждается и самим способом похищения машины, который так пока никто разгадать и не смог, то они должны догадаться, что слишком заметный на дороге автомобиль может вызвать сильное подозрение у милиции, и это нежелательно. Опять же, если ночью в их дворе и доме действовали не конкуренты, а кто-то из органов, то наверняка уже дана по всем постам ориентировка. Ну пока дойдет еще, то, другое, но, в общем, опасность совсем близко.
Что касается Опалихи, то, вероятно, речь идет именно о том автосервисе, где недавно резвились сыщики. Просто так, наугад, вряд ли бы поехали, значит, позвонили, им и рассказали, что все засвечено. Риск? Еще какой! Дважды ведь навещали нехорошие люди!
И остается? Ну да, ехать именно в Мамыри. Можно ведь необязательно через Москву. Что сделали бы сами сыщики в подобной ситуации? Ну конечно, повернули бы на выезде в сторону Москвы, а через какой- нибудь десяток метров развернулись в обратную сторону. А дальше – поворот налево, на Первомайское, и вперед, через Троицк, – на Калужскую трассу. Откуда еще три десятка верст, и ты возле Большого кольца. Вот, кстати, почему ни один пост на Киевском шоссе не видел их. И не могло там быть эксклюзивного джипа с его эскортом.
– Давай, – сказал Филипп, кивнув в сторону.
Николай вышел из машины, захлопнул дверцу и прошел десяток шагов вперед. Там достал мобильник и соединился с Денисом Андреевичем. Вернувшись минут через пятнадцать, он молча кивнул и включил зажигание. Спросил, не оборачиваясь:
– Тебя зовут-то как?
– Асланбек...
– Проверь.
Филя бесцеремонно развернул к себе чеченца, залез к нему во внутренний карман и достал бумажник. Раскрыл, посмотрел паспорт старого еще образца с грозненской пропиской. Порылся в бумажнике.
– А справки-то о регистрации нету, – сказал озабоченно. – Вот видишь теперь, Асланбек Мурадович Сосланов, ты, оказывается, и живешь тут на птичьих правах. О чем это говорит? О том, что тебе надо сидеть теперь тихо и сопеть себе в тряпочку. А то ведь, глядишь, и пришьют какой-нибудь терроризм. А тебе это надо?
Чеченец отрицательно помотал головой. При этом крючковатый его нос повис печально. Но только не верил в это его опущенное моральное состояние Филипп Агеев, много успел он повидать подобного народа. Уж чего-чего, а притворяться ягнятами – это они давно научились. Поэтому и укол должен быть больнее.
– И вот еще что хочу сказать, Асланбек, мы, думаю, в ближайшее время обязательно встретимся с Муслимом Алиевичем. И если ты будешь сидеть тихо как мышь, мы, могу твердо пообещать, тебя не узнаем и о тебе, естественно, не вспомним, понял? Ну а... тут уж сам понимаешь, никакой жалости. Подвезти или сам дойдешь?
– Лучше сам, – после небольшого раздумья ответил Асланбек. – Скажу, в Давыдково ходил. Водку покупал.
– Хорошо придумал, иди, мы тебя не задерживаем.
Они выехали на шоссе, Филипп вывел чеченца наружу, развернул в сторону его дома, снял наручники и подтолкнул в спину:
– Иди, не оглядывайся. И помни, о чем говорили!
Асланбек, сутулясь, пошел, привычно сунув руки в карманы. А Филипп, когда чеченец отошел уже метров на сто, скинул с номера тряпку, сел рядом с Николаем, и тот ударил по газам.
– Как считаешь, получилось? – спросил Филя, когда отъехали несколько километров в сторону Апрелевки.
