– Ну ищите, ищите.
Человека, который должен был обеспечить Олегу Коляде надежную легенду, Александру Борисовичу и Грязнову подкинула, казалось, сама судьба.
Просто он оказался единственным из бывших друзей-сослуживцев Непесова, который идеально подходил для операции по всем параметрам.
Этим человеком оказался бывший капитан второго ранга, ныне покойный, Станислав Михайлович Савинкин.
У Непесова были и другие погибшие или умершие друзья-сослуживцы, но у каждого из них были живые родственники. Дети, вдовы, а у некоторых даже родители.
У капитана второго ранга Савинкина не было никого.
В свое время они вместе с Непесовым служили на Черном море. Это было как раз то самое время, когда произошел памятный «бунт на корабле», поставивший крест на официальной военной карьере Мурада Непесова.
Самого Савинкина во время этих событий на корабле не было. Он находился на похоронах отца и должен был вернуться на корабль через четыре дня.
Станислав Михайлович Савинкин оказался одним из немногих офицеров, кто открыто поддерживал Непесова во время слушания дела.
Когда Непесов был осужден и получил свой срок, Савинкин в знак протеста подал в отставку.
В то время у него была жена и маленький сын.
На протяжении почти всего срока заключения Непесова Савинкин продолжал поддерживать с ним отношения – слал передачи, писал письма.
На восьмой год заключения Непесова Станислав Михайлович Савинкин вместе со всей семьей погиб в автокатастрофе.
– А тебя не смущает, Вячеслав Иванович, что сын тоже погиб в катастрофе? Наверняка Непесов, выйдя на свободу, попытался отыскать своего друга и узнал о том, что произошло. А когда он стал влиятельным человеком, он тем более мог пробить эту информацию по всем каналам.
– Не смущает, Саша. Скажем так, смущает не более, чем вся та легенда, которую мы с тобою здесь придумываем. Мы же можем допустить, что сын не погиб.
– А документы? А могила, в конце концов?
– А люди обычно склонны больше верить живому человеку, чем написанному на бумаге. Даже если бумага настоящая, а человек врет.
– Ну допустим, и что с ним случилось дальше? Кстати, как его звали?
– Ты не поверишь, Александр Борисович, но сына Савинкина звали Олег. Видишь, еще одна медаль в копилку нашей сборной. – Грязнов сделал большой глоток кофе. – Так, значит, дальше. После смерти родителей маленький Олег Савинкин остался сиротой. В это время ему было девять лет, из которых большую часть жизни он слышал о Мураде Непесове как о лучшем друге своего отца, несправедливо осужденном злой властью. Эту фамилию он запомнил на всю жизнь. – Вячеслав Иванович посмотрел на Турецкого. – Пока складно?
– Ну допустим. Хотя... – Александр Борисович поморщился. – Ладно, давай дальше.
– Оставшись сиротой, мальчик, естественно, попал в интернат. Ничему хорошему в интернате он научиться не мог. Несколько раз бежал. И в результате оказался в колонии для малолетних преступников. В это время ему было, скажем так, пятнадцать лет.
– Значит, к этому времени, – включился в игру Александр Борисович, – сам Непесов уже четыре года был на свободе.
– Именно, – подтвердил Вячеслав Иванович. – И было это у нас восемь лет назад.
– Значит, Коляде придется изображать двадцатитрехлетнего парня? Ему все-таки почти тридцать.
– Коляде придется изображать двадцатитрехлетнего парня, который практически всю свою жизнь провел за решеткой. А там, как тебе самому прекрасно известно, не молодеют. Так что это вообще не проблема.
– Хорошо, – согласился Александр Борисович. – В таком случае почему Олег Савинкин, выйдя из интерната, сразу не попытался отыскать Непесова? Согласись, Слава, это было бы очень логично с его стороны.
– А он хотел!
Вячеслав Иванович произнес эту фразу с такой искренностью, что Александр Борисович подумал, а не послать ли к Непесову самого Грязнова: уж больно честные глаза были у Вячеслава Ивановича.
– Так что же случилось?
– А вот здесь есть поле для фантазии, – развел руками Вячеслав Иванович. – Но при любой версии в результате у нас должно получиться одно: Савинкина посадили, и последние шесть лет у него просто не было возможности связаться с господином Непесовым.
– А вот здесь у нас прокол, – поднял палец Александр Борисович. – Ты забыл, Слава, о том, что Непесов вор в законе, и, если бы Савинкин жаждал с ним связаться, он бы нашел способ это сделать, даже будучи в тюрьме.
– Ну это еще не факт, – покачал головой Вячеслав Иванович. – Но вообще-то ты прав. Непесов легко сможет пробить тюремные связи. Черт, куда же нам девать эти шесть лет?
– Да было бы куда лучше, если бы их вообще не было. – Александр Борисович подпер рукой подбородок. – А что, Слава, происходит в таких случаях в твоих любимых фильмах?
– Ну разное происходит. Человек может оказаться, к примеру, на необитаемом острове.
– Хороший вариант, – одобрительно кивнул Александр Борисович. – Самое главное – жизненный. А другие варианты имеются? Только сразу тебя прошу: все, что связано с космосом или с путешествиями во времени, не предлагать.
– Слушай, Турецкий, – обиделся Грязнов, – почему ты сам ничего не предлагаешь?
– Не обижайся, Слава. Мы с тобой вырабатываем единую концепцию. Просто я не такой специалист по кино, как ты. Ну, есть какие-нибудь варианты попроще?
– Вообще-то самый распространенный сюжет на эту тему – амнезия. Дали человеку хорошо по башке, и он все шесть лет лежал и ничего не помнил. Ни себя, ни Непесова. А потом пришел в себя, вспомнил и слинял из больницы.
– Искать Непесова?
– А почему бы и нет? Он же наполовину не в себе. Кстати, поэтому он и из детства многого может не помнить.
– Ну допустим, он добрался до Непесова и рассказал ему нашу с тобой историю. Что первым делом сделает Непесов? Отправит людей в больницу, чтобы проверить, был ли у них такой пациент или нет.
– Больницу мы найдем. Он у нас не в элитной лежал, а в мелкой и захолустной. Надо будет – сделаем. Поставим своих людей.
– Значит, Слава, вот что еще было бы очень неплохо. Чтобы Непесов узнал о нем раньше, чем Олег до него доберется.
– Ты имеешь в виду пустить информацию о побеге?
– Именно, вот только где ее пустить, чтобы Непесов, с одной стороны, увидел, а с другой – не заподозрил бы, что это утка. Не по Центральному же телевидению?
Вячеслав Иванович задумался:
– Пока не знаю, Саня. Честное слово, ни малейшего представления.
В течение следующих двух дней легенда, придуманная Грязновым – Турецким, удостоилась многочисленных красочных эпитетов.
О ней говорили как о самой бредовой из всех когда-либо осуществленных операций, как о детском саде, сравнивали с творчеством пациентов психиатрических лечебниц.
Однако когда вставал вопрос о каком-нибудь альтернативном варианте, каждый раз оказывалось, что такого варианта не существует: проскальзывала какая-то мелочь, которая ставила жирный крест на самом, казалось бы, безупречном плане.
В результате операция была одобрена, однако брать ее проведение под личную ответственность желания ни у кого из самых больших начальников не возникло.
