После первых успехов Че намеревался отправить отряды в соседние Перу и Аргентину. В Аргентине уже находился с отрядом его приятель журналист Виктор (фамилии в тюрьме не помню), но с ним быстро расправилась аргентинская армия. У Че тоже всё шло наперекосяк. Советские суки из Политбюро надавили на Компартию Боливии чтобы она не помогала «авантюристу» Че, потому он был лишён подпитки в живой силе. Крестьяне не шли к нему, ибо боливийская власть отбирала землю у тех кто будет помогать партизанам. (Эффективное, да, средство). А Компартия Боливии не дала ему рабочих и шахтёров с медных рудников и лишила его студентов. Он не мог передислоцироваться в район медных рудников сам, потому что там были голые плато, по которым ветер гонял красную пыль, негде было укрыться отряду. Так вот херово всё складывалось в плане человеческом. А в плане вечности происходила высокая трагедия и всё развивалось наилучшим образом.
Французы умеют преподнести, — осознать и подать историю, и личность в истории. Они умны в этом до чёртиков. Дэбрэ отлично преподнёс героя Че в Европе. Издатель Дэбрэ — Франсуа Масперо также ездил в Боливию защищать Дэбрэ, ездили его адвокаты и журналисты. Это они как консилиум из Ватикана едет освидетельствовать только что произошедшее чудо и этот консилиум уполномочен совершать «бьютификэйшан» (если не ошибаюсь, так это называется, когда выдают акт святости): 'аргентинец Че, застреленный в классе сельской школы в городке Фигеройя, провозглашаем тебя святым!' Отвратительно выглядят в этой истории Советские старцы из Политбюро: мерзкие семейные трусы, Лёня Брежнев, обыватель в кальсонах, суки короче медлительные, дрябложопые. Такая же погань такой же породы держит меня сегодня в тюрьме. Их наследники.
Читаю моё уголовное дело, узнаю кто меня предал и оболгал. Непременные персонажи героической истории — предатели. У них свои кумиры. Иуда, наверное, да? Предатель ведь кстати, тоже свидетель. Только работает на врагов. Что ими движет, этими обмылками людей? Желание прославиться таким образом? Только трусость? Кубинская разведка потом хорошо поработала: множество десятков людей принимавших участие в поимке и убийстве Че погибли насильным образом: кто выпал из окна, кто неуклюже застрелился. Это хороший обычай — мстить, я его поощряю. Мстить — благородная акция. Кастро сказал: 'Пойдите и убейте их!' И пошли и вырезали поголовно. Учитесь, пацаны!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Поль Леото — мудрейший старикан французской литературы как-то заметил где-то в начале 50-х годов, что не любит 'Большую литературу', а любит записанные разговоры. Под 'Большой литературой' он подразумевал все эти большие Берты литературы — эпохальные романы. В России Большая литература это кирпичи Толстого и пузатые шкафы романов Достоевского. (Поль Леото был непревзойдённым автором «Дневников». Я разделяю нелюбовь Леото к Большой литературе, в ней есть нечто вульгарное, но разговоры я тоже не очень люблю. Я люблю думать. Не обязательно о вещах Великих. Но и о вещах скромных. Ребёнок или зэк лежит лицом к грязной стенке и видит на ней принцев, сражения и чудовищ и изобретательно-изящно думает.
Мне нравится думать чёрт знает о чём. Мой очередной сокамерник, большой всклокоченный еврей, вчера с осуждением назвал меня «взбалмошным». Этим он во мне верно что-то подметил. Потому что мысли мои, с которыми читатель уже ознакомился, — взбалмошные. Они о ногтях, о мясе, о деньгах, о железной дороге. Это ряд простых, поганых, убойных, как контрольный выстрел в голову, размышлений. Это ни в коем случае не Большая литература. Но когда случится великая революция, то крепко сжимая в руках свой прут арматуры или обрезок трубы вы будете вспоминать, мальчики и девочки только меня, только меня….
Почему именно 'Контрольный выстрел'? потому что мнения крайние, по голове свинцом, в голову. Кто же согласится что мать Родина — посткимаксового возраста старуха, или что русские жадные. Это убойные мнения, я же говорю, как контрольный выстрел. 'На!' И только носами туфель взбрыкнул клиент.
