хорошо себя зарекомендовал, делал операции... Какие именно, мне, поймите, сказать трудно, я ж не хирург! А работал он, по имеющимся данным, еще несколько лет назад в нашей секретной клинике. Документацию я вам мог бы показать, но его анкеты не содержат ничего, кроме паспортных данных, а это ничем вам не поможет.
Меркулов сохранял вежливое молчание. Профессионал! Даже не уточнил относительно Подмосковья. Турецкий тоже придерживал пока свои вопросы. Торопить генерала ФСБ – дурной тон: сам расскажет все, что надо. Все, что ему надо... Какой все же яркий день! Это не к добру – наверняка не сегодня завтра настанет перемена погоды, ударит настоящая зима, недаром идет такое похолодание. А может быть, дело совсем не в погоде, и день представляется таким ясным и отчетливым по сравнению с обнаруживающейся в этих стенах теневой стороной жизни покойного Анатолия Великанова, где все приблизительно и смутно, а относительно ясности остается только мечтать.
– Та клиника, о которой идет речь, существовала в городе Видное, – медленно, постепенно перешел к сути дела Николай Никитич. – До развала СССР она находилась на высшем уровне западных медучреждений, а для наших больниц и научно-исследовательских институтов это вообще была ого-го какая высота! Великанов не прогадал, что ему довелось там поработать... Ну потом, конечно, пошел развал, как по всей стране, клиника еще кое-как работала, правда, новейшее оборудование уже не закупали. А в конце концов выяснилось, что в бюджете ФСБ нет средств для продолжения ее финансирования, и клиника была ликвидирована. Ее помещение передали в управделами центрального аппарата ФСБ. Правда, доктор Великанов, опираясь на свои заслуги, попросил оставить одно из помещений за ним. Там, он так объяснил, будет производить свои опыты, а если нужно, то и оказывать услуги старым товарищам. Мол, при необходимости всегда сделает операцию сотруднику ФСБ. Кому поправит веки, кому нос. Но это уже по- дружески, не по-служебному. Наше руководство не возражало.
– Так, значит, после 1995 года он с вами уже не сотрудничал? – встрял все-таки с вопросом Турецкий, заслужив обеспокоенный Костин взгляд – то ли предупреждающий, то ли разочарованный.
– Ни-ни! – замахал руками Карпушин. – Пластические хирурги, которые подтягивают морщины знаменитым дамам, – они ведь вроде актеров, вечно в свете прожектора. Доктор Великанов не желал, чтобы о его многолетних контактах с органами КГБ – ФСБ знали его обычные постоянные пациенты. Желал, чтобы и семья не знала.
– Семья и не знала, – подтвердил Турецкий.
Теперь им было известно, как Великанов стал владельцем и хозяином собственной небольшой клиники в Подмосковье. Конкретно, в городе Видное. И наведаться туда не помешает. Причем как можно скорее.
Вечером Александр Борисович имел возможность с удовольствием убедиться в безошибочности своего чутья на погоду: в половине десятого, сразу после программы «Время» повалил такой густой снег, что, когда огни в окнах дома напротив вспыхивали и гасли, то за этой снежной пеленой казалось – там включалась и выключалась новогодняя иллюминация. Деревья стройно вытягивались в белых барашковых шапках, точно генералы на параде. Идеальная атмосфера для экранизации сказки «Снежная королева» или другой какой-нибудь симпатичной детской сказки, где снежные хлопья украшают темную пахучую зелень новогодней елочки. Приятно смотреть на это праздничное убранство природы, если ты отгорожен от него оконным стеклом, в отлично обогреваемой квартире. А вот стоит представить, что по такой погодке (весьма вероятно, восемьдесят процентов гарантии!) придется завтра разогревать машину и тащиться в подмосковный городок Видное, черт его знает в какую глушь, и сразу сказочная умиротворенность сменяется раздражением, и по коже, несмотря на то что батареи в квартире обжигающе-горячие, начинают бегать мурашки.
– Чем это ты, Шурик, так залюбовался? – спросила, неслышно приблизясь сзади, Ирина Генриховна. – А меня что-то беспокоит Антоша...
Супруга не уставала поражать Турецкого легкостью перескакивания с одной темы на другую. Иногда она (должно быть, для упрощения общения) совмещала в одной реплике две темы, предоставляя собеседнику выбирать, какую из них обсуждать. В данном случае Александр Борисович предпочел обе. В порядке очередности.
– Залюбовался я на проезжую часть в условиях снегопада: нам со Славой Грязновым завтра тащиться за город. А кто такой Антоша и с какой стати он тебя беспокоит?
Ирина почему-то обиженно сложила губы, хотя Турецкий не заметил, что сказал ей что-нибудь обидное.
– Неужели ты до такой степени безразличен, с кем водится твоя единственная дочь?
– Ага! – До Турецкого стало доходить. – Так, значит, Антоша – это тот самый хмырь, с которым сейчас Нинка гуляет, дружок ее. А позвольте, почему он вдруг стал Антоша? Я всю дорогу был уверен, что его зовут Сережа.
– Ты, как обычно, все перепутал, – укорила мужа Ирина. – Сережа – это прежний ее приятель, такой высокий, худой брюнет с плохими зубами. Он у нас уже больше года не показывается. А Антоша – среднего роста, телосложение скорее как у мистера Пиквика, но мускулы есть...
– А зубы? Как у него с зубами?
– С зубами? У него – отлично. На меня произвел неизгладимое впечатление треск, с которым он у нас при солидных и уважаемых гостях на дне моего рождения пожирал куриные кости из холодца. Антоша мог бы перекусывать колючую проволоку.
– Здорово! Рад за Антошу. По крайней мере, предметом твоего беспокойства послужили не его зубы, и это уже кое-что.
– Вечно ты шутишь, Шурик. – Очевидно, сегодня вечером в телепрограмме не значилось никакого шоу, потому что Ирина намерена была говорить с мужем долго и всерьез. – А меня, откровенно признаться, насторожила история, которой поделилась со мной Нина. Ей почему-то кажется, что это смешная история, но лично я считаю по-другому...
– Отлично, Ириша, я готов выслушать эту несмешную историю. Только зачем нам разговаривать у окна? Давай сядем на диван.
Когда отпущенный Турецким край занавески полностью отделил комнату от снегопада, показалось, что вдруг стало тихо и тепло, хотя и раньше здесь не было шумно и холодно. Очутившись на диване, Александр Борисович привычно потянулся к очкам и газете, но Ирина Генриховна таким же привычным жестом, свидетельствующим о долгих тренировках, перехватила очки:
– Нет, Шурик, почитаешь потом, газета никуда от тебя не убежит. Ты же обещал выслушать эту историю!
– Да, и обещал, и выслушаю. Я хотел надеть очки только для того, чтобы лучше видеть тебя, красавица моя ненаглядная...
– Прекрати, Саша! – Ирина уже с трудом сдерживала смех. – Как будто я не знаю, что эти твои очки только для чтения, для дали у тебя другие...
– Так где же история? Я жду.
– В общем, Антоша купил себе собаку...
– Бультерьера?
– А почему ты так решил?
– Ну, не знаю. Просто попытался представить себе Антошу: среднего роста, широкий, мускулистый, зубы отличные. Какая собака ему подойдет? Скорее всего, бультерьер.
– Не помню я, как называется эта порода, но Нина сказала, что эти милые собачки, еще будучи щенками, прогрызли стену панельного дома и выбежали наружу гулять.
– Бультерьер. Помяни мое слово, окажется бультерьер.
– По-моему, Нинка по-другому называла породу, не бультерьер, но не важно... Одним словом, всех щенков разобрали, остался один. Его тоже хозяева пытались пристоить. Сначала за деньги, благо пес породистый, потом просто в хорошие руки. Но отовсюду его возвращали. Причина? Агрессивный, неуправляемый, кусает всех, кто попадает в поле его зрения. Одним словом, на нем поставили крест, собирались уже усыпить, когда на горизонте появился Антоша. Ему как раз Нина сообщила, что в детстве хотела завести собаку, но ей не разрешали, вот он и решил ей преподнести в подарок, практически бесплатно, это чудовище, то есть сокровище. И если, мол, у них в будущем сложатся отношения, ему тоже нужна собака: для престижа и дом сторожить. Когда Нина от прежних хозяев (они вдвоем с Антошей
