любую работу, все заканчивалось на пороге отдела кадров, как только представала перед глазами кадровика со своей характерной внешностью. Над семьей повисло постоянное чувство страха, было жутко даже просто выйти на лицу и почти наверняка услышать от вчера еще доброжелательных соседей что- нибудь оскорбительное и угрожающее. О вступлении в комсомол не могло быть и речи. Тогда и состоялся у юноши знаменательный разговор с дедом Левой, который оказал большое влияние на всю его дальнейшую судьбу. Боря выразился в том смысле, что почему из-за нескольких затесавшихся в ряды честных советских людей врагов должны страдать и остальные, на что дед, понизив вдруг голос, спросил:
– Да какие там они отравители! Ты что, думаешь, что они действительно делали то, в чем их обвиняют?
– Но ведь они признались, – растерянно ответил Боря.
– Существуют разные причины, по которым человек может сознаться в том, чего не совершал, – уклончиво сказал дед, – а в юридической науке с незапамятных времен существовал принцип, по которому не человек должен доказывать, что он чего-то не сделал, а совсем даже наоборот – его вина должна быть доказана.
– Что еще за юридическая наука?
– Ее основы были разработаны еще в Древнем Риме, и юристы до сих пор используют основные положения римского права. Подумай, ведь в самом слове «право» заложен определенный смысл – у любого человека есть права, одно из которых – право на справедливый суд, право на защиту.
– Даже у убийцы, даже у предателя?!
– У любого, – отрезал дед.
...Вся юридическая литература, которую Боре удалось просмотреть в библиотеке, оказалась малопонятной и скучной, она была написана с использованием специфической терминологии. Зато в старых изданиях, сохранившихся, к сожалению, в незначительном количестве, он нашел массу примеров из юридической практики, которые поражали его воображение какими-то непонятными с точки зрения элементарной логики решениями, но естественными с позиций права. Здесь же всегда присутствовал адвокат, защитник в прямом смысле этого слова, а иногда почти что фокусник, извлекающий на свет божий, как зайца из цилиндра, правду о преступлении, его мотивах и движениях души подзащитного. В этом свете фигура прокурора, который привычно воспринимался на советских политических процессах как глас государства и народа, нередко теряла свою привычную привлекательность. Так появлялась убежденность, что карающая функция государства – не единственная из возможных.
В пятьдесят треьем умер Сталин, чем потряс весь советский народ, никогда даже не задумывавшийся о том, что ОН может быть смертен. Потом появилась статья с разоблачением «разоблачителей» врачей. В стране начинались большие перемены.
В разгар «хрущевской оттепели» Боря стал студентом юридического, это вызывало законную гордость матери, и она уже никогда не повторяла фразу, сказанную когда-то в отношении его увлечения:
– Врач хотя бы имеет возможность при любых, – тут она запнулась, подыскивая слово, – обстоятельствах делать полезное и нужное дело...
Студентом Боря часто посещал букинистические отделы магазинов, где однажды, в поисках какого-то поэтического сборника, наткнулся на желтенькую брошюрку с надписью «В.Татлин». Внутри он обнаружил рисунки немыслимого спиралевидного сооружения, которое называлось «Памятником Третьему интернационалу». На других иллюстрациях были абстрактные геометрические композиции с летящими и сталкивающимися кругами, квадратами и полосками. От всего этого веяло какой-то первобытной силой, вдвойне притягательной из-за того, что была непонятна основа этой беспредметной экспрессии. Нечто подобное Боря видел когда-то в заветной папочке деда, где были собраны уцелевшие студенческие работы его и его однокашников. Повинуясь неожиданному порыву, он молча уплатил продавцу требуемую (немалую для студента!) сумму и побежал домой, предвкушая удивление деда. Кто же знал, что эта покупка послужит началом многолетнего увлечения и собирательства, вобравших в себя значительную часть жизни, тем более что время повторного открытия этого официально забытого периода художественной жизни еще не наступило. В этот вечер они допоздна сидели с дедом на кухне, и Боря слушал и впитывал, впитывал и слушал, и ему казалось, что они с дедом провели одни и те же отрезки жизни в разных странах.
Стажировку молодой юрист проходил в Пермской области, откуда вернулся в Москву с изрядной долей разочарования в интересовавшем его направлении – уголовном праве. Потянулись однообразные дни просиживания в юридической консультации, ни о каких заметных процессах конечно же не было и речи, и в голову часто лезли мысли о не совсем, может быть, правильно выбранной профессии. Тем не менее необходимый опыт постепенно накапливался, расширялся его профессиональный кругозор, несколько раз он добился хороших результатов на процессах «бытовиков», его заметили.
Первым знаменательным делом для молодого юриста стало дело о нарушениях на трикотажной фабрике. Несколько сотрудников из руководящего состава после проведенной по «сигналу» ревизии находились под следствием в связи с выявленными серьезными злоупотреблениями. Им грозили немалые сроки. Привлеченный для защиты известный адвокат из-за неожиданной тяжелой болезни не мог участвовать в процессе и неожиданно для всех порекомендовал вместо себя Бориса Григорьевича. Он же и помог ему выработать линию защиты. Вместо акцента на положительные характеристики обвиняемых и их былые заслуги он предложил тщательно изучить все пункты результатов ревизии и соответствующие им законы, внутриведомственные инструкции, временные положения и все, что удастся найти.
– Поверьте моему опыту, на каждый документ вполне может найтись еще какая-нибудь другая инструкция, распоряжение, еще черт знает что, которые, если не перечеркивают, то хотя бы дают возможность для двоякого толкования, – сказал ему старший коллега в самое первое посещение его в больнице.
В результате проведенной Борисом Григорьевичем скрупулезной и очень трудоемкой работы так оно и оказалось, и хотя безукоризненно проведенная линия защиты не повлияла на приговор районного суда (все, как нетрудно было догадаться, было уже предрешено «консультациями» с райкомом партии), адвокат немедленно опротестовал решение, и вышестоящая инстанция его отменила. В результате двое получили условные сроки, а остальные отделались увольнениями или служебными взысканиями. Это был триумф, и о адвокате Пекл ере заговорили как о специалисте по хозяйственным делам. Их было еще потом много – этих «хозяйственных» дел. Часто это были нарушения, на которые шли руководители, не столько думающие о своем кресле, сколько о нуждах предприятия, и совершающие эти самые нарушения в интересах производства. Это были жертвы системы, и им Борис Григорьевич по-настоящему сочувствовал. Банальные же растраты вызывали у него странную смесь чувства брезгливости и недоумения. Непонятно было, на что рассчитывали растратчики, да и похожи все были в своих действиях необыкновенно. Всегда присутствовал один и тот же набор «прожигания жизни» с незначительными вариациями, но с обязательными вояжами в Сочи (Минеральные воды, Ялту). Именно это отсутствие воображения почему-то вызывало у него раздражение.
Когда возникло первое для Пеклера дело «цеховиков», он был потрясен. Несмотря на богатый уже опыт в том, что происходит по ту сторону закона, накопленный им за годы работы, поразителен для него был сам факт существования как бы параллельного производства и то, что оно не является частью принадлежавшего одновременно всем и никому организма, называемого не очень конкретным словом «народное хозяйство». Да и сами обвиняемые вызывали невольное уважение, чувствовалось, что такой вариант развития событий ими учитывался как один из вполне вероятных и они были к нему готовы. Несмотря на то что Борис Григорьевич не сумел повлиять сколько-нибудь существенно на решение суда и его подопечные получили большие сроки, никто, и в первую очередь подзащитные, не высказался отрицательно о работе защитника – здесь ничего нельзя было сделать, хоть линию защиты он и провел безукоризненно. Как ни странно, процесс даже прибавил ему популярности. «Пеклер? А, это который защищал Антонова и Войцеховского?»
Появились и деньги. Постепенно Пеклер научился принимать дополнительные вознаграждения от родственников подзащитных, нисколько не комплексуя по этому поводу, так как справедливо полагал, что эти деньги им честно заработаны, если, конечно, он действительно сумел помочь и семья подзащитного не находится в особенно стесненных финансовых обстоятельствах. Впрочем, «левые» гонорары бывали у всех хороших и востребованных адвокатов. Это позволяло ему не только достойно содержать семью (а у него уже подрастали две дочери), но и не забывать о своем увлечении – коллекции произведений советского
