– Он у нее что, действительно скульптор? – спросил Турецкий. – Я такого рода детали успел подзабыть...
– Ну теперь уже бывший, – кивнул Слава Грязнов. – Я специально интересовался, уже лет пять он не выставляется. Живет за ее счет, хотя среди знакомых слывет бизнесменом. Но во всяком случае, пока никаких следов его бизнеса не обнаружено.
Александр Борисович задумчиво обвел глазами своих сотрудников и какое-то время молча тасовал бумаги на своем столе. Его взгляд упал на Галю Романову, которая вопреки полученному разрешению никуда не ушла. Да и остальные выглядели не менее утомленными, чем она.
– Что ж, – произнес наконец Турецкий. – Я считаю, что в целом работаем пока удовлетворительно, в неплохом темпе. Владимир Владимирович, сейчас Вячеслав Иванович передаст вам с Померанцевым все материалы по Голубинской, которые у него имеются. Вы будете заниматься ее персоной. Валерий, поработай-ка над любовничком: по нему у нас почти ничего нет. Яковлев пусть продолжает разбираться с «субару» и вояками, ну и ты, конечно, тоже. Запрос сотоварищам из ФСБ по поводу ситуации с «красными бригадами» послал?
Померанцев устало кивнул.
– Хорошо... Галя, твой очередной отчет жду послезавтра, постарайся к тому моменту разобраться не только с мобильником: меня интересует его машина. Слава, думаю, нам все-таки понадобится «Глория», позвони Денису, договорились?
Грязнов-старший вздохнул и ничего не ответил.
– Да не вздыхай ты так, право слово, просто душу рвешь. Хочу просто позаимствовать у него кое-что из технического оснащения ЧОПа, «маячок» меня интересует. У нас, пока все оформишь по нынешним временам, не то что все поезда уйдут или машины, но и лошади с телегами успеют уползти. В общем, Галя, если номер пройдет, вызовешь Яковлева по срочной связи, пусть поездит за Вагиным. Так, с тобой все – приятных снов. Сам я займусь «американцами», но если у кого-то из вас в процессе работы всплывет «зарубежная» версия, связаться со мной в любое время суток. Если вопросов нет – все свободны.
Как всегда, оставшись вдвоем, старые друзья присели перед уходом за пару рюмашек коньячку, запасы которого у Александра Борисовича никогда не иссякали.
– Ну что? – поинтересовался Слава Грязнов, первую порцию опрокинувший одним махом. – Судя по всему, прослушивать Галкину кассету ты сегодня не собираешься?
– Слушай... Побойся бога, а? – Турецкий сурово сдвинул брови, глянув на друга исподлобья. – Помимо всего прочего – я имею в виду работу – Костя меня сегодня вызывал пять – понимаешь, пять! – раз... Его самого топчут сверху все, кому не лень, а он соответственно меня.
– И что ты ему? – полюбопытствовал Грязнов-старший, наливая себе следующую порцию напитка.
– На пятый раз нервы не выдержали – разорался. Больше до самого конца дня не трогал, за что ему отдельное спасибо. Поскольку его самого, по словам Клавдии, по очереди поимело все президентское окружение.
– Наверняка и сам Президент в стороне не остался!
– Ну с ним-то Меркулов ездил на встречу еще в первый день, если не ошибаюсь, часа через два после убийства. Слушай, давай о чем-нибудь другом для разнообразия поговорим, а?
– С удовольствием! Только вначале скажи, во сколько мы с тобой завтра по этой кассете встречаемся?
– Ч-черт... Ну до половины девятого у нас летучка. Если хочешь, приезжай пораньше, сиди для начала один слушай, если нет...
– Ни за что! – буркнул Грязнов. – Вы все устаёте, а я что, из другого теста сделан?
– Тогда выспись и приезжай к десяти.
– К девяти! Вместе послушаем, – возразил Грязнов.
– На тебя, я смотрю, не упаришь. Все, тема закрыта!
– Как там твоя Ирина Генриховна? – подчеркнуто поспешно поинтересовался Слава и подмигнул Турецкому, уставившемуся на него с возмущением:
– Я же сказал – давай сменим тему!
– Так я и сменил, – округлил брови Грязнов-старший.
– Черта с два ты ее сменил! Я из-за этого проклятого убийства знаешь когда Ирину Генриховну видел в последний раз не в глубоко спящем виде?!
Турецкий возмущенно фыркнул и потянулся к своей рюмке.
– Ну в таком случае за ее здоровье, – улыбнулся Вячеслав Иванович. – Прозит!
10
Мария Ипатьевна Слепцова поставила на белоснежную скатерть чашку чаю, ласково глянула на сына и, пододвинув к нему поближе вазочку с печеньем, присела напротив него за стол.
– Я понимаю, Феденька, – произнесла она, – что куда тебя командируют, туда и едешь и не имеешь права отказываться. Но сказать, на сколько, ты ведь мне можешь? Ну заодно и успокоить: я так надеюсь, что едешь ты не на юг! Как подумаю, что я пережила, пока ты служил в Чечне...
– Успокойся, мама, – усмехнулся Федор и с удовольствием отхлебнул крепко заваренного чая, – там, куда я направляюсь, чернозадые и не ночевали!
Мария Ипатьевна при слове «чернозадые» поморщилась, но ничего не сказала, продолжая вопросительно смотреть на сына.
– А вот на сколько... Тут, мамуль, даю слово, зависит не от меня, отец может подтвердить!
– Так он знает, куда ты едешь?
Обида, прозвучавшая в голосе матери, заставила ее сына улыбнуться:
– Нет, конечно! Зато он в курсе того, что такое офицерская служба!
Мария Ипатьевна вздохнула.
Что такое офицерская служба, она и сама знала не хуже своего супруга. Со Степаном Петровичем Слепцовым они поженились еще в те далекие времена, когда он был курсантом военного училища, а она студенткой – выпускницей истфака МГУ. По распределению, полученному после защиты диплома в одну из московских школ, Мария Ипатьевна успела поработать всего несколько месяцев, после чего началась их со Степаном походная жизнь: вначале Дальний Восток, затем несколько лет на Севере, далее были и Зауралье, и Приуралье и, наконец, последнее место службы Слепцова – Западная Украина.
Но в какие бы дальние дали ни забрасывала их судьба, без дела Мария Ипатьевна не сидела: даже в самых маленьких военных городках имелись дети, а следовательно, требовались учителя. Привыкшая к походной жизни, она, как любая женщина, мечтала тем не менее об оседлости и, с ее точки зрения, сделала все, чтобы единственный сын Федор не пошел по стопам отца. С детства старалась заинтересовать его историей, и вполне в этом преуспела.
Сын историю не только любил, но и знал преотлично, особенно отечественную. Тем большей неожиданностью стал для его матери выбор, сделанный Федором после окончания школы. Вслед за отцом он пошел в военное училище.
Мария Ипатьевна впервые в жизни, уговаривая Федора поступать куда угодно, кроме избранного им учебного заведения, пустила в ход слезы. Не помогло.
– Мама, – ласково, но твердо произнес он, подводя черту под многочисленными дискуссиями, в которых глава семьи не участвовал, твердо держа нейтралитет, – выслушай наконец мои аргументы! Ты же историк, неужели не видишь той закономерности, между прочим именно исторической, которая руководит судьбой России?
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что русский народ давно уже стал жертвой своего отношения к ассимиляции! Нет, ты только взгляни на статистику! Если так и дальше пойдет, нация наша просто исчезнет с лица земли, и очень скоро. Начиная с татаро-монгольского ига, все эти узкоглазые и чернозадые, да еще с присоединившимися к ним иудеями, планомерно уничтожают Россию. А ведь когда-то мы звались святой Русью! Мама, если ты этого не видишь и не понимаешь – ты плохой историк. России нужна защита, особенно теперь, когда все эти окраины одна за другой начинают мнить себя отдельными государствами!
– Да и черт с ними, пусть катятся! – не выдержал и подал реплику полковник, присутствующий при их разговоре. – Вспомни, сынок, хотя бы эту самую Западную Украину: как тебе жилось в Рахове? Ты уже
