несколько эпизодов на 8-миллиметровой неозвученной пленке. На большее нет ни времени, ни денег. Я благодарен судьбе за возможность использовать профессиональные ресурсы для показа жизненного цикла таких видов фауны, на какие обычно ни одна коммерческая телекомпания не выделяет средств. И покуда такая возможность есть, я буду и впредь следовать по этому пути, пусть даже он вымощен множеством камней преткновения как в личном, так и в чисто экономическом смысле. И пусть, как уже говорилось, ни одна страховая компания не желает страховать жизнь Тарзана…
Кстати, о Тарзане: сейчас на опушке то и дело громко шуршат листья и мне видны качающиеся ветки. Это серебристо-серые лангуры направляются к водопою. Они тоже соблюдают предельную осторожность. Вижу, как дружно они поворачивают голову в одну и ту же сторону. Тигра нет, иначе весь лес огласили бы хриплые предупредительные крики обезьян, но похоже, что именно в той стороне они видели его несколько дней назад.
Крупный самец-предводитель первым спускается к пруду, долго озирается по сторонам, затем наклоняется и пьет. Дав ему утолить жажду, подходят остальные. Предводитель встречает их сердитым пощелкиванием зубами, но милостиво дозволяет пить его воду. Обезьяны напоминают людей — или наоборот?
Некоторых самок сопровождают малыши, очень похожие на человеческих — большие головы, тоненькие конечности. Движения отрывистые и плохо координированные, словно у механических игрушек. Внезапные прыжки вокруг мамаши, в которой для них сосредоточена вся жизнь. Та без восторга смотрит на возню детеныша и решительно берет его на руки, когда ей надоедает это зрелище. И охотно уступает отпрыска другой самке, которая подходит, чтобы осторожно взять его себе. У лангуров бывает трудно определить, кто же на самом деле мамаша, инстинкт заботы о потомстве одинаково силен у всех, и ответственность за детеныша делят несколько самок. В этом тоже есть что-то человеческое…
Детеныши постарше затеяли игру, разительно похожую на нашу «хозяин горы». Один взбирается на травянистый бугор возле пруда, другой его сталкивает. Третий сгоняет второго, и вот уже покатились кубарем по траве. Два, три, иногда четыре малыша носятся вверх-вниз по склону бугра. Веселью нет предела! Похоже, что все забыли про тигра. О моем присутствии на махане никто не подозревает. Доходит до того, что один взрослый лангур в каких-нибудь трех-четырех метрах от меня быстро и ловко ворошит листву, отбирая самые зеленые листья для своей непрерывной трапезы.
Вот еще и замбар приближается к пруду. Ступает бесшумно, весь напряжение, весь внимание, то и дело отскакивает назад, прежде чем отваживается утолить жажду.
Появился стройный мунтжак на тоненьких ножках-палочках. Можно подумать, что у него психическое расстройство; более нервного существа не сыщется во всем лесу. А подойдя к пруду, он, на удивление мне, преспокойно прыгает в воду и принимает ванну. Однако стоит захрустеть гальке под ногами идущих к водопою аксисов, как мунтжак в панике выскакивает на берег и исчезает в зарослях.
Тигр… Все копытные, составляющие его добычу, постоянно готовы к тому, что он может подстерегать их у водопоя. Правда, я тигра так и не дождался — на сей раз. Но несколько суток сосредоточенного наблюдения даровали мне, как и прежде в подобных случаях, ощущение предельной близости, я бы даже сказал, слияния с окружением, насколько это вообще доступно человеку. Постоянно вслушиваться, стремиться видеть все вокруг, ловить запахи, толковать сочетания признаков и присущие различным видам сигналы, красноречивые для всякого, кто способен их распознать, — все это входит составной частью в дневное и ночное бытие самих животных. Мы сегодня чересчур далеки от этого мира? и если бы всем нам когда-нибудь удалось возродить былую близость, наверно, наши старания защитить и сохранить эти сложные единства стали бы несравненно эффективнее. Когда тебя объемлет поток жизни и непрерывных жизненных процессов, ты чувствуешь себя таким маленьким и смиренным, каким и следует быть человеку перед лицом изумительной радиации солнечной энергии, которая за миллиарды лет воплотилась в различных организмах — животных, людях, растениях. Право же, с космической точки зрения нет ничего трагикомичнее властного и надменного эгоцентрического шествия человека навстречу собственной гибели… 40 тысяч лет его существования на планете — всего лишь роковая секунда в истории Земли и коротенький звук в просторах Вселенной.
А все-таки удивительно, как это тигры в этом году ухитрялись не попадаться мне на глаза в тех самых местах, где позднее я видел их столько раз. Не иначе, год выдался неурожайный. Ни у одной из многочисленных тигриц Канхи не было маленьких тигрят, а будь они — наверно, мои дела пошли бы лучше.
В конце мая нам пришлось уезжать. Еще в январе у меня открылась старая язва на подошве. Я-то думал, что она давным-давно зажила, но сказалось заражение «госпитальной болезнью» — резистентными стафилококками, да и частые прыжки со слоновьей спины на землю в Казиранге и Канхе тоже не способствовали излечению. При температуре воздуха 40–45 в далеко не антисептических условиях старая язва начала мне сильно досаждать, а тут к ней добавились еще две — по одной на каждой ступне. Я попросту не мог ходить. Мы отправились через Шри-Ланку в Швецию, где я два месяца сражался с «госпитальной болезнью», пока язвы вдруг не зажили. (В виде эксперимента я затолкал в глубокую семимесячную рану куски сырой папайи, и за какую-нибудь неделю она затянулась.)
Возвращение в Швецию означало конец одного рабочего этапа. Огромное количество пленки требовало просмотра и редактирования, и я смог отобрать немало пригодных для дела кадров, в частности превосходный материал по носорогам. Что же до тигра, то получилось, что не я перехитрил его, а он меня. Естественно, это меня порядком раздражало. Ничего, говорил я себе, впереди еще не один раунд…
Леопарды Шри-Ланки
Тигр — великолепный зверь, невероятно сильный и грозный. Самый крупный представитель кошачьих. И все-таки среди диких кошек больше всего меня восхищает леопард. Ловкий, сметливый, настойчивый, он наделен такими сильными мышцами и сложен так пропорционально, что легко взбегает вверх по древесному стволу. Или в два прыжка соскакивает вниз с высоты пятнадцати метров — я видел это своими глазами.
Леопард весит до 70 кг, но средний вес самца около 50 кг; самка поменьше, килограммов 40–50. Тем не менее, а может быть, именно поэтому леопард, как установлено наблюдениями, способен взобраться на дерево, держа в зубах взрослого аксиса, весящего около 70 кг…
У леопарда на редкость острое зрение, в чем я убеждался много раз. Прекрасно развит и слух; как и у тигра, эти два чувства играют решающую роль на охоте. Обоняние, по-видимому, на том же уровне, что и у тигра, — не очень острое, но и не слабое. Подобно тигру, леопард метит свою территорию «пахучими объявлениями», орошая мочой кусты и деревья. К этой привычке я еще вернусь.
Я назвал бы леопарда всесторонне развитым представителем кошачьих, замечательно приспособленным к самой различной среде. Он одинаково успешно охотится темной ночью и при свете жаркого солнца. Обитает в густых джунглях и на просторах сухой кустарниковой саванны. Справляется со взрослым замбаром, но не гнушается и мелкими животными вроде птиц, грызунов и рептилий. Скоростью леопард немногим уступает молнии; его надо видеть, чтобы вполне оценить. К тому же это чрезвычайно сообразительный зверь: о какой бы добыче ни шла речь, он подберет к ней ключи.
Таким образом, леопарда можно по праву назвать весьма рациональной конструкцией, регулирующей численность очень широкого круга видов фауны. Отлавливая все, что ему под силу, будь то крупные или мелкие животные, этот хищник очищает среду от особей, которые по той или иной причине не отвечают надлежащему стандарту; тем самым он служит одним из важнейших орудий природы, обеспечивающих здоровье диких популяций. В этом и во многих других существенных признаках леопард схож с нашей рысью.
Пятнистая шкура леопарда (его краса и вместе с тем проклятие в наш век отвратительной торговли шкурами, которой, будем надеяться, теперь приходит конец) обеспечивает ему исключительно надежный камуфляж. В Центральной Индии нарядный убор дал леопарду довольно поэтическое имя. Тигра здесь называют «багх», леопарда — «гуль-багх», в буквальном переводе «цветочный тигр».
Разглядеть отдыхающего «цветочного тигра» в расцвеченной солнцем кутерьме лиственных теней на
