установил камеру на малом штативе и занял соответствующую позицию для съемки, после чего слон отошел в сторонку. С каким упоением я наконец-то, после двух лет неудачных попыток, снимал этот эпизод!
Внезапно Пиа тихим свистом привлекла мое внимание и показала пальцем на бамбук. Там что-то шевелилось. Я мигом навел резкость и успел запечатлеть еще одного тигра, который пробирался через заросли, не замечая меня. Как только он исчез, я развернул камеру на первого тигра и увидел, что он, выйдя из воды, направляется ко мне. Видимо, я, сидя за штативом, показался ему скорее чем-то съедобным, чем человекоподобным, ибо тигр крался в точности, как кошки скрадывают добычу. Уж не принял ли он меня за буйвола? За две недели, что эту компанию перестали подкармливать, наверно, изголодался по буйволятине… Картина была на редкость красивая, и я навел резкость, готовясь снимать, но тут Фул Сингх закричал, чтобы я немедленно возвращался к слону! Как-никак он отвечал за меня. Закрепив камеру на плавающей головке, я вскарабкался на Понму — и с удивлением обнаружил, что тигр продолжает медленно подкрадываться. Может быть, приметил какую-то добычу за моей спиной, когда я сидел на земле? Смотрю — нет, сзади никого… Поворачиваюсь обратно и с ужасом вижу, что камера с тяжелым объективом не закрепилась как следует на головке и наклоняется вперед! Это движение убедило тигра, что перед ним нечто живое. Оставшись без подкормки, он теперь был бы рад хорошей трапезе — вот и почудилось ему, что вышел на привязанного буйвола. Камера продолжала наклоняться, и мы ничего не могли поделать. Кончилось тем, что она шлепнулась на землю вместе со штативом. Тигр метнулся к ней, но Фул Сингх быстро подал слона вперед и прикрыл ее. Тигр недовольно зашипел при виде помехи и пошел в обход, однако его вновь остановили. Послушный рукам махоута слон танцевал почти как балерина. Это продолжалось довольно долго, и под конец мы увидели довольно комичную сцену: подойдя к лежащему на речном песке бревну, тигр поднял его зубами, как собака поднимает кость, и уронил с громким стуком. В этом жесте полосатого господина, который почитал себя хозяином всего, что нас окружало, было что-то от человеческого вызова: «Попробуй подними, если посмеешь!».
Сверкающий глазами зверь был чудо как хорош. Но Фул Сингх все же придумал, как выйти из положения. Дотянувшись до ветки бамбука, он подергал ее, так что весь куст рядом с нами зашелестел. Озадаченный тигр перевел взгляд туда, в ту же минуту Фул Сингх двинул слона вперед и заставил полосатого отступить. Это явилось психологическим переломом в пробе сил, и «потерявший лицо» тигр затрусил прочь с таким видом, будто и не помышлял интересоваться камерами, штативами и прочими предположительно съедобными вещами. А я поспешил забрать камеру — к счастью, она не пострадала.
На другой день я применил новую тактику. Нам снова удалось отыскать заводь, у которой лениво простерлись на земле два тигра, и снова поблизости не оказалось подходящего камня. Тогда я примостился на дереве и расставил ноги штатива на ветках. И тигры смирились с моим присутствием!
Теперь надо было приучить их к необычному зрелищу. И тяжело же было подчас балансировать на ветках — зато полезно для дела! Пересадив меня на сук, Пиа и Фул Сингх отправлялись верхом на слоне искать других членов тигриного квартета, а я оставался ждать, не явится ли сюда какой-нибудь любитель купаний. К сожалению, бывало и так, что никто не являлся.
Очень интересной оказалась первая встреча с тигром у этой заводи. Зверь шагал в мою сторону. Услышав жужжание камеры, он остановился, уставился прямо на меня — и не увидел, хотя я сидел без всякой маскировки меньше чем в двух метрах над землей! В моей практике было много случаев, когда наделенные острым зрением птицы и млекопитающие явно не различали человека, пока он оставался неподвижным. Так, однажды в льяносах Венесуэлы серая лисица, очутившись, что называется, лицом к лицу со мной, разпознала меня только чутьем.
Тигр озадаченно замер на месте, а когда я помахал рукой, он так перетрусил, что бросился в кусты. Видимо, хотя глаза тигра обращены вперед, стереоскопическое зрение у него устроено иначе, чем у приматов. Обезьяну так не проведешь. Впрочем, лангуры почти перестали бояться меня и нередко устраивали трапезу на соседнем дереве, так что мне было очень удобно наблюдать за ними. А может быть, в этом ничего особенного и не было: мало ли обезьян в джунглях.
Даже тигры в конце концов почти забыли о страхе и проходили прямо под деревьями, где я сидел подчас так низко, что при желании они вполне могли меня достать. Один тигр испражнился на камне, с которого я перед тем вскарабкался на сук, и сделал он это, конечно, не от страха, а скорее, чтобы утвердить свое территориальное право. Кстати, не исключено, что мои ночные имитации рыканья вызывали у тигров такую же реакцию, какую дома, в Швеции, вызывает мое подражание черному дрозду, большой си: ице, садовой славке и другим пернатым. Стоит мне на даче выйти в сад, как они тотчас начинают петь с удвоенной силой, протестуя против звуков, которые способна издавать эта диковинная птица- переросток.
Отсняв довольно скоро все мыслимые вариации на тему «тигр на водопое», я ощутил страшную тоску по дому. Так бывает всегда, когда в Швеции рождается весна и я знаю, что птичий хор начинает свои спевки и пробивается зелень. Какая бы волшебная природа ни окружала меня в Южной Америке, на Новой Гвинее, в Таиланде или Индии, а тянет в серенькие леса с моросящим дождем, тающим снегом и набухающими почками… Но Пиа подбадривала меня, уговаривала продолжать съемки. И конечно, надо было продолжать теперь, когда я наконец-то мог наблюдать тигров, не подверженных испугу. Точнее, они не пугались меня.
В один такой день, когда я дежурил на ветке, поначалу вроде бы все шло гладко. В ярком свете один из самцов проследовал вдоль русла к заводи, напился, даровав мне красивый кадр, и собрался лечь в воду, но внезапно замер. В следующий миг он озадаченно рявкнул и бросился в чащу. Прекратив съемку, я терялся в догадках, что бы могло его так напугать. В это время из леса зышел десятилетний мальчуган и как ни в чем не бывало принялся срезать серпом траву! Следом за ним появился мужчина, который вел на веревке буйволенка! В отделе, занимающемся туристами, проведали, что я каждый день наблюдаю тигров там, откуда они по всем признакам давно должны были уйти, и начальство распорядилось выставить для приманки буйвола, чтобы туристы тоже могли любоваться хищниками.
Я приуныл, потеряв всякую надежду еще раз увидеть спугнутого тигра. Мужчина и мальчик, привычные к таким встречам, реагировали на зверя не больше, чем на какую-нибудь шавку у себя в деревне. Но вот они ушли, буйволенок принялся жевать заготовленную траву под вечерний посвист лесной сороки, и вдруг я вижу, как из кустов медленно появляется голова тигра. Это был не вспугнутый самец, а его мамаша. Наведя резкость, я снял ее в броске на буйволенка. Жертва не издала ни звука, и потом я мог рассмотреть на пленке, что укус, как обычно, умертвил добычу в несколько секунд, клыки вонзились в загривок у самого основания черепа. Меня тигрица не заметила, хотя я сидел на виду на дереве!
Во время одного из дежурств мне довелось наблюдать удивительное зрелище. Тигр, которого я снимал, вдруг пошел крадучись на меня, словно готовясь к атаке. Остановился, сжавшись в комок, долго смотрел мне прямо в глаза, наконец, сделал еще шаг вперед — и поднял с земли оброненную мною веревку. И уволок ее, кусая и облизывая, словно озорной щенок. Если бы только я мог показать здесь все необычные кадры, зафиксированное моим «никоном»! За каждым из них какая- нибудь история.
А сколько было случаев, не поддающихся съемке! Взять хотя бы стычку трех молодых тигров с взрослым гауром, которая, к сожалению, разыгралась в густых бамбуковых зарослях. Вот когда зверям пришлось усвоить разницу между привязанным буйволом и 800—900-килограммовым родичем бизона! Сминая бамбук и фыркая, словно компрессор, гаур пошел в контратаку. Стычка не затянулась, и, надо думать, эти тигры не скоро решатся напасть даже на телят гаура.
Последний вечер в обществе тигров. Как обычно, в сумерках верхом на Понме за мной являются Пиа и Фул Сингх. Мои ноги совершенно затекли от многочасового сидения на неудобном суку. Метрах в двадцати от дерева нежится на речном песке один из тигров, и появление четвероногого экипажа его ничуть не беспокоит. Вроде бы давно уже так повелось, а все равно какая-то особая, нереальная картина. Как легко свыкаешься с «невозможным», невероятным… А еще я не устаю поражаться выносливости Пиа. Два года она рядом со мной в жару и в холод, и ни разу не пожаловалась на тяготы, через которые лежит путь к вознаграждающим нас жемчужинам впечатлений. И как это я столько лет управлялся в одиночку?!
Мы грузим снаряжение на слона, я перехожу на его спину, и Понма разворачивается, словно корабль, бороздящий бамбуковые волны. Вижу, как еще один тигр, неправдоподобно большой в вечернем освещении, присоединяется к лежащему на песке полосатому брату. Что будет с ними после того, как мы покинем этот край? Что будет с Канхой? Со всей уязвимой природой этой страны, с ее бесподобной фауной? Со всем нашим земным шаром?
