Повелитель драконов

Поскольку ничего не происходило, Мухоножка снова открыл глаза и бросил быстрый взгляд вбок. Бен смотрел на него с ужасом, с таким ужасом и разочарованием, что у гомункулуса сердце едва не разорвалось от этого взгляда.

— Ты?! — с трудом выговорил Бен. — Ты?! А… а вороны как же?

Мухоножка посмотрел на свои тонюсенькие ножки. Они расплывались, потому что глаза у него наполнились слезами. Они сбегали по его острому носу и капали ему на руку и на колени.

— Вороны — его глаза, — сказал он сквозь всхлипы, — а уши его — я. Я тот шпион, о котором слышал профессор. Я все ему рассказал: и то, что у профессора две пластины из его чешуи, и то, что вы ищете Подол неба и что вы собираетесь задать вопрос джинну, только… — он не смог продолжать.

— Я так и знала! — рявкнула Серношерстка. Одним прыжком она оказалась рядом с гомункулусом и схватила его острыми когтями.

— Отпусти его! — закричал Бен, отталкивая кобольдиху.

— Что?! — у Серношерстки мех встал дыбом от возмущения. — Ты и теперь его собираешься защищать? Хотя он сам признался, что выдал нас этому чудовищу? — она зарычала, оскалилась и снова подошла ближе. — Я все время чуяла, что с этим крохой что-то неладно! Но вы с Лунгом прямо влюбились в этого типа! Вот откушу ему сейчас голову!

— Ничего ты ему не сделаешь, Серношерстка! — Бен выставил руку, защищая Мухоножку. — Перестань разыгрывать из себя злыдню. Ты же видишь, что он раскаивается, — он осторожно снял Мухоножку со своего плеча и пересадил на ладонь. Слезы все еще капали из глаз гомункулуса. Бен вытащил из кармана пропыленный носовой платок и промокнул человечку лицо.

— Он был моим хозяином, — запинаясь, рассказывал гомункулус. — Я начищал до блеска его панцирь. Я подстригал ему когти и тысячу раз рассказывал историю его подвигов, которая никогда ему не надоедает. Я был его чистильщиком панциря с того дня, как был создан — уж не знаю, из чего, — он снова всхлипнул. — Кто знает, может быть, и я — всего лишь рак с клацающими клешнями? Кто знает? Как бы то ни было, создал меня тот же человек, что и Крапивника. Это было много столетий назад, много темных, холодных, одиноких столетий. У меня было одиннадцать братьев — Крапивник сожрал их всех, — Мухоножка закрыл лицо руками. — Он сожрал и нашего создателя. И вас он тоже сожрет. Вас и всех драконов. Всех.

Гиневер вдруг шагнула к Бену. Она откинула со лба длинные волосы и с сочувствием посмотрела на гомункулуса.

— Почему он сожрет всех драконов? — спросила она. — Он же вроде бы сам дракон?

— Он не дракон, — всхлипнул Мухоножка. — Он только на вид как дракон. Он охотится на драконов, потому что для этого он и создан. Так же как кошка рождена на то, чтобы ловить мышей.

— Что?! — Барнабас Визенгрунд недоверчиво поглядел через плечо Бена. — Крапивник — не дракон? А кто же он тогда?

— Не знаю, — прошептал Мухоножка. — Не знаю, из какой твари сделал его алхимик. На нем панцирь из непроницаемого металла, а что скрывается под ним, никто не знает. Создатель придал Крапивнику сходство с драконом, чтобы ему легче было к ним подобраться во время охоты. Всякий дракон знает, что встречи с человеком лучше избегать, но ни один дракон не побежит от другого дракона.

— Это правда! — Зибеида Халиб задумчиво кивнула. — Но зачем понадобилось алхимику чудовище, убивающее драконов?

— Для опытов, — Мухоножка утер глаза подолом кафтана. — Это был очень талантливый алхимик. По мне вы видите, что он проник в тайну создания жизни. Но этого ему было мало. Он хотел делать золото, как все алхимики того времени. Люди ведь из-за золота совершенно теряют голову, правда?

Вита Визенгрунд погладила Гиневер по голове и кивнула.

— Бывают и такие, — сказала она.

— Так вот, мой создатель, — продолжал Мухоножка дрожащим голосом, — установил, что для создания золота ему не обойтись без одной вещи. Он обязательно должен добавить в смесь размолотые рога дракона, они состоят из материи, еще более редкой, чем слоновая кость. Но рыцари, которых он посылал на охоту за драконами, не могли доставить ему необходимого числа рогов. Ему требовалось больше, гораздо больше. И тогда он создал собственного убийцу драконов, — Мухоножка посмотрел на Лунга. — Он сделал его похожим на настоящего дракона, но намного крупнее и сильнее. И только летать Крапивник не мог, поскольку алхимик облек его в тяжелый панцирь из непроницаемого металла, который не берет даже драконье пламя. И послал Крапивника на охоту, — Мухоножка мгновение помолчал, глядя на море, где колыхались на волнах рыбачьи лодки.

— Он ловил их везде, — продолжил он затем. — Он налетал на них, как буря. Мой создатель мог теперь день и ночь продолжать свои опыты. И вдруг драконы исчезли. Крапивник искал их повсюду, пока когти его не сточились и тело не заломило от усталости. Но драконов нигде не было. Мой создатель был в ярости: ему пришлось прекратить свои опыты. Но очень скоро он понял, что главная беда теперь не в этом. Крапивник стал скучать, и чем дольше он скучал, тем злее и бешенее становился. Алхимик создал зачарованных воронов, искавших драконов по всему свету, но все было напрасно. И тогда Крапивник в своей ярости пожрал сперва всех моих братьев. Меня он пощадил потому, что ему нужен был чистильщик панциря, — Мухоножка закрыл глаза при этом воспоминании.

— А однажды, — тихо продолжил он, — когда очередной ворон вернулся и доложил, что о драконах нигде ничего не слышно, Крапивник, он же Золотой, заглотил и нашего создателя — и вместе с ним тайну своего происхождения. Но драконов… — он поднял голову и посмотрел на Лунга, — драконов он до сих пор ищет. Последние, которых он нашел, от него ускользнули. Морские змеи и собственное нетерпение лишили его добычи. Теперь он стал умнее — и терпеливо ждет, чтобы вы привели его к цели его долгих поисков, — гомункулус смолк. Молчали и остальные. Мошка села на тонкую ногу Мухоножки. Он согнал ее усталым движением.

— А где он сейчас? — спросил Бен. — Он где-то поблизости?

Серношерстка тревожно оглянулась. Никто из них еще не успел подумать о том, что золотой дракон, может быть, уже совсем близко. Но Мухоножка покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Крапивник сейчас далеко, очень далеко. Я хоть и доложил ему об ответе джинна, но… — на его заплаканном лице мелькнула улыбка, — я ему солгал. Впервые, — он гордо обвел взглядом присутствующих. — Впервые в жизни я, Мухоножка, солгал Крапивнику, Золотому.

— Надо же! — недоверчиво сказала Серношерстка. — И ты думаешь, мы тебе поверим? С чего это ты вдруг ему солгал, когда до этого ты был таким отличным шпионом и всех обвел вокруг пальца?

Мухоножка сердито посмотрел на нее.

— Уж точно не из-за тебя! — насмешливо ответил он. — Честное слово, я бы не стал проливать слезы, если бы он тебя сожрал!

— Ха, это тебя он первого сожрет! — в ярости ответила Серношерстка. — Если ты и правда ему солгал.

— Я ему солгал! — сказал Мухоножка дрожащим голосом. — Я послал его в Великую пустыню, далеко- далеко отсюда, потому что… — он откашлялся и смущенно покосился на Бена, — потому что он хотел сожрать и человеческое дитя. А юный господин был так добр ко мне. Без всякой причины. Так приветлив. Со мной никто никогда так не обходился, — Мухоножка засопел, вытер нос и уставился на свои острые коленки. А потом добавил совсем тихо:

— Поэтому я решил, что пусть теперь он будет моим хозяином. Если захочет, — гомункулус робко посмотрел на мальчика.

— Его хозяином! Волнушка и дождевик! — Серношерстка презрительно хохотнула. — Какая честь! Чтобы ты потом и его предал?

Бен снова сел на каменного дракона и поставил Мухоножку себе на колено.

— Брось эту ерунду с хозяином, — сказал он. — И перестань называть меня «юный господин». Мы будем друзьями — просто друзьями, идет?

Мухоножка улыбнулся. По его носу снова покатилась слеза.

— Друзьями, — повторил он. — Да, друзьями.

Барнабас Визенгрунд, откашлявшись, склонился над ними.

— Мухоножка, — сказал он, — как это понимать, что ты послал Крапивника в пустыню? В какую