поначалу,Что это — дела конкурентов,Усилил охрану, в воздух поднял вертолеты,В море спустил катера — ведь убийца вернется…И он возвращался — снова, снова и снова.Но на пленках видеокамер не было ничего.Что это — не знал никто, но, черт возьми,Оно отрывало головы, руки и ноги,Выдирало из пышных грудей силикон,На песке оставляло яички с высосанными стероидами —Сморщенные, словно морские моллюски… Рот зверел — пляж был явно уже не тот.Вот тогда он мне позвонил…Я перелез через спящих цыпочек разного полаИ тронул плечо Рота.Глазом моргнуть не успел — а десяток серьезных стволовЦелят уже мне в сердце и между глаз.И я сказал: «Эй, я не монстр. В смысле —Не монстр, который вам нужен…Пока что».Я сунул ему визитку.«Тальбот, — сказал он. —Вы готовы решить проблему? С вами я говорил?»«Точно, — сказал я (полуденное рычанье)… —А у вас — проблема, которую надо решить.Сделка: я устраняю вашу проблему,А вы мне платите бабки, бабки и бабки».Рот отвечает:«Конечно, мы все обсудили.Как скажете. Сделка есть сделка.Я-то считаю: либо евроизраильтяне,Либо китайцы… Боитесь их?»«Нет, — говорю. — Я их не боюсь».Типа я даже подумал — застать бы это местечкоВ полной красе.Поредели ряды красоток-красавчиков Рота,И, если поближе глянуть, совсем не так ужОни мускулисты и пышногруды.Закат. Началась вечеринка.Я Роту сказал — терпеть не мог хэви-металДаже в самом его начале…Он отвечает: на вид вы моложе, чем в жизни.Ох и громко… от усилителей вибрирует все побережье.Я раздеваюсь — пора. И жду,Четвероногий уже, в прогалине дюн.Жду дни и ночи, ночи и дни — жду.«Где, твою мать, ты сам и где твои люди? —Спросил меня Рот на третий уж день. — Где?За кой тебе хрен я плачу?Прошлой ночью на пленке былТолько пес какой-то громадный».Но я усмехаюсь. «Вашей проблемыПока что нет и следа, — сообщаю ему. — А был я здесь постоянно».«Говорю тебе, — он орет, — это израильтяне!Нельзя доверять европейцам!»Третья ночь.Огромная, красная, как неон, луна.Двое играют в прибое.Парень с девчонкой.Гормонов в них еще больше, чем наркоты.Девчонка визжит и смеется,Медленно бьется прибой.Был бы здесь враг — пахло бы самоубийством,Но враг приходит на берег не каждую ночь,И они танцуют в прибое,Плещутся и вопят… а у меня острый слух(Чтобы лучше их видеть), глаз острый(Чтоб лучше их слышать),А они, мать их так, молоды, счастливы… черт,Прямо хочется плюнуть.Что для таких, как я, поганей всего —Это когда дар смерти таким, как они, дается.Первой кричит девчонка. Лик красной луны — высоко,Полнолунье было вчера.Я вижу — она упала в прибой, как если бТам была глубина двадцать футов — не два,Как если б ее в песок засосало. Парнишка бежал,Прозрачная струйка мочи текла из-под плавок,Бежал, спотыкался, орал… Оно вышло из воды — медленно, как персонажИз дешевого фильма ужасов в скверном гриме.Загорелую девушку оно несло на руках.Я зевнул, как большая собака,И принялся вылизываться.Оно откусило девчонке лицо, тело швырнуло в песок,Я подумал: «Мясо и химикаты. Как простоИх превратить в мясо и химикаты, один укус —И они — только мясо и химикаты!..»Подбежали охранники Рота. Ужас в глазах,В руках — автоматы… Оно похватало их,Разорвало в клочья — и бросило на песок,Лунным залитый светом.Оно побрело неловко по пляжу, белый песокЛип к серо-зеленым лапам, перепончатым и когтистым.«Клево, мам!» — завыло оно.Какая ж мать, — я подумал, — родить умудрилась такое?Я слышал — там, выше по пляжу, орет Рот:«Тальбот, поганая сволочь! Ты где, Тальбот?»Я встал, потянулся и рысцой потрусил по пляжу.«Ну, здравствуй», — сказал я.«Ой, песик», — откликнулся он.(Я ж тебе оторву волосатую лапу и суну в глотку!)«Так, — говорю, — не здороваются…»Он говорит: «Я Грэвд-Эл.А ты кто — Тузик, воющий сукин сын?»(Ох, отделаю я тебя — в клочки разметаю!)«Изыди, ужасный зверь», — говорю.Он смотрит — глаза блестят угольками в трубочке с крэком.«Изыди? Ты че, парень? И кто же меня заставит?»Рыкаю: «Я. Я!Я — в авангарде».Он поглядел глуповато, обиженно и растерянно…ДажеСтало жаль его на минутку.А потом из-за облака вышла луна.Я завыл.Вместо кожи была у него светлая чешуя,Зубы — острее акульих,Пальцы — перепончаты и когтисты.Он зарычал — и рванулся к моей глотке.Он кричал: «Да что ты такое?!»А потом: «Нет, нет и нет!»А потом: «Черт, так нечестно!»А потом — ничего… не было,Не было слов,Ведь я оторвал ему рукуИ отшвырнул в песок,И мгновенье еще пальцыПустоту исступленно хватали.Грэнд-Эл рванулся к воде — я почесал следом,Соленой была вода, и смрадной — его кровь,Черный ее вкус я ощущал в пасти.Он нырнул — я за ним, все глубже и глубже,И когда я почувствовал: легкие разорвутся,И будут раздавлены горло, и череп, и мозг, и грудная клетка,И набросятся полчища монстров, и просто придушат,Мы приплыли к останкам нефтяной вышки.Вот куда приполз подыхать Грэнд-Эл!Наверное, в этом месте он и родился:Ржавый скелет буровой, брошенный в море.Он почти уж подох, когда я к нему подошел,Я не стал добивать — пусть уж сам…Выйдет тот еще корм для рыб,Блюдо приопов — скверное мясо.И только,Пнув его в челюсть, я вышиб акулий зубИ взял на счастье…Тогда рванулась она —Бросилась — вся из сплошных клыков и когтей.Даже у зверя есть мать, — что тут такого?Матери есть у многих.Лет пятьдесят назад матери были у всех!Она оплакивала сына, вопила и причитала,Она спросила: «Как мог ты быть столь жестоким? Упав на колени, гладила сына и выла.А после мы говорили, с трудом слова подбирая… Что там было — дело не ваше.Вы или я такое делали раньше.Любил ли ее я,Убил ли… а сын ее мертв, как скалы.Мы по песку катились — шерсть трется о чешую,Загривок ее, зажатый моими клыками,Когти впиваются в спину…Старая, старая песня.Когда из прибоя я вышел,Светало. Рот поджидал.Я бросил на землю голову Грэнд-Эла,И липли песчинки к влажным еще глазам…«Вот она, ваша проблема, — сказал я Роту. —Да, — я сказал, — он мертв».А он спросил: «Что теперь?»Кровавое золото, говорю…«Ты считаешь, он на китайцев работал? — раздумался Рот. — Или на евроизраильтян? Или?»«Да он просто соседский парень, — сказал я. — Он на шум разозлился, и все тут». «Думаешь?» — Рот спросил.Глядя на голову, я бормочу: «Уверен».Рот спросил: «Да откуда он взялся?»Я стал натягивать шмотки, усталый от преображенья.«Из мяса и химикатов», — шепнул я. Он знал — я солгал, но волк рожден, чтобы лгать. Я сел на песок и стал любоваться заливомИ утренним небом, в котором рождался день… И мечтал о дне, в который смогу умереть.Мы можем дать скидку на опт
Если бы рассказы в этой книге были расположены в хронологическом порядке, а не так, как их расположил я, исходя из того, что подсказывал мне внутренний голос, твердивший: «так будет правильно», этот был бы сейчас первым. Однажды ночью в 1983 году я задремал под радио. Засыпая, я слушал передачу про оптовые покупки, а когда проснулся, передавали про наемных убийц. Отсюда и родилась эта история.
Прежде чем ее написать, я читал много рассказов Джона Колльера. Перечитав несколько лет назад свой, я понял, что сюжет вполне в его духе. Мой рассказ не настолько хорош, как его, и написан хуже; и, тем не менее, это все же рассказ Джона Колльера, а когда я его писал, я этого не заметил.
Питер Пинтер никогда не слышал про Аристиппа Киренского, малоизвестного последователя Сократа, который утверждал, что избегание неприятностей высшее из доступных благ, однако свою лишенную треволнений жизнь Питер прожил согласно этой рекомендации. Во всех отношениях, кроме одного (неспособности пропустить покупку со скидкой, а кто из нас полностью лишен этой слабости?), он был очень умеренным человеком. Он не бросался в крайности. Его речь была сдержанной и правильной. Он редко переедал. Он пил ровно столько, чтобы не нарушать компании, но не более того. Он был далеко не богат, но никоим образом не беден. Люди нравились ему, и он им нравился. Учитывая все это, кто бы
