сама сделаю себе лук.
— Ага, но только смотри не потеряй его! Это у нас самая ценная вещь. Без ножа мы в лесу пропадем!
— Да, есть вещи, без которых невозможно жить в лесу. Вот, например, бадейка для воды. Ты о ней подумал?
— Что толку, что я думал. Воду-то все равно носить не в чем.
— А я знаю, где ее взять.
— Ну?
— У родника в лесу, чуть пониже Волчьей Пасти. Туда ходит Ловиса за целебной водой. Вчера она послала Стуркаса за водой для Лысого Пера, у него живот заболел. Но за Стуркасом погнались две злобные друды, и он прибежал в замок без бадейки. Ловиса непременно заставит его сегодня за ней сходить, уж поверь мне. Но может, я успею прибежать туда до него.
И, не теряя ни минуты, оба они побежали вниз, а потом по лесу. И все же прошло немало времени, прежде чем они вернулись в Медвежью пещеру. Рони притащила бадейку, а Бирк — арбалет и все остальные вещи, которые он накануне спрятал в дупле. Все свои богатства он разложил на скалистой площадке перед входом в пещеру, чтобы показать их Рони: топор, брусок, котелок, рыболовные снасти, силки для ловли птиц, стрелы для арбалета и короткое копье — одним словом, самые необходимые предметы для тех, кто живет в лесу.
— А ты, оказывается, знаешь, что лесные жители сами добывают себе еду и защищаются от злобных друд и разных хищников, — сказала Рони.
— Конечно, знаю, — сказал Бирк. — Мы… — Но договорить он не успел, потому что Рони схватила его за руку и с испугом прошептала:
— Т-сс! Там кто-то есть. В пещере!
Затаив дыхание, они прислушались. Да, в глубине пещеры действительно слышался шорох, видно, кто-то воспользовался тем, что они так надолго ушли, и прокрался туда. Бирк схватил копье. Они стояли, не шелохнувшись, вслушиваясь в непонятные звуки.
В пещере явно кто-то ходил, и они испугались, потому что не знали, кто же это там ходит. Потом им показалось, что в пещере ходит уже не одно существо, а много, что вся пещера кишмя кишит какими-то неведомыми тварями. Быть может, там притаились злобные друды? И вдруг они всей стаей, разом, вылетят оттуда и начнут терзать их своими острыми когтями? Ни у Рони, ни у Бирка больше не было сил ждать и прислушиваться.
— Прочь, мерзкие твари! — закричал Бирк. — Вылетайте, если не боитесь самого острого копья в этом лесу!
Но никто не вылетел. Зато послышалось злобное шипенье:
— Ч-человеки в лес-су с-серых гномов-в-в! Вс-с-се с-с-серые гном-м-мы, кус-с-сайте и бейте их! Кус- с-сайте и бейте их!..
Рони прямо зашлась от злости:
— Вон из нашей пещеры! Убирайтесь, серые гномы!.. Проваливайте, не то я вырву все ваши космы!
И тут серые гномы в испуге толпой выбежали из пещеры. Они злобно глядели на Рони, щелкали языками и шипели, а она в ответ шипела на них. А когда Бирк пригрозил им копьем, они сломя голову ринулись вниз, цепляясь за выступы отвесной скалы, чтобы не сорваться.
Многим все же не удавалось удержаться, — они испуганно пищали и плюхались в пенистую воду реки. Бурное течение уносило серых гномов целыми стайками. Но в конце концов они, хоть и с трудом, но все же выбирались на берег.
— Гляди, как они здорово плавают! — воскликнула Рони.
— И хлеб едят не хуже! — добавил Бирк, когда, зайдя в пещеру, обнаружил, что эта нечисть слопала весь большой каравай.
Правда, других пакостей они натворить не успели, но то, что они побывали в пещере, уже было большой неприятностью.
— Дело дрянь! — сказала Рони. — Теперь во всем лесу только и будет разговоров, что про нас с тобой, про то, что мы живем в этой пещере, и каждая злобная друда будет знать, где нас найти.
Но в лесу нельзя бояться, это Рони твердили с детства. И оба они — и Бирк, и она — считали, что тревожиться заранее просто глупо. Поэтому они преспокойно убрали в пещеру все свои припасы, и оружие, и все прочее.
Потом они сходили за родниковой водой и закинули сеть в реку. На берегу они нашли плоские камни и сложили из них у входа в пещеру настоящий очаг. Только после этого они отправились далеко в лес за можжевельником, чтобы сделать Рони лук.
По дороге они увидели диких коней, которые паслись на поляне. Причмокивая и приманивая их ласковыми словами, попытались они подойти к Хитрюге и Дикарю, но ничего не вышло. Ни тот, ни другой жеребенок не собирались водить с ними дружбу. Легким скоком умчались они в гущу леса, где им никто не мешал спокойно щипать траву.
Остаток дня Рони просидела перед входом в пещеру, налаживая лук и выстругивая стрелы. На тетиву она пустила кусок своего кожаного ремешка. Потом долго и терпеливо училась стрелять из лука и в конце концов загубила обе стрелы. Она искала их в кустах до темноты, но безуспешно. Однако это ее не очень огорчило.
— Пустяки, завтра выстругаю новые.
— Смотри только не потеряй ножик, — снова предупредил ее Бирк.
— Ага, я знаю, это самое ценное, что у нас есть. Нож, да еще топор.
И вдруг они заметили, что уже наступил вечер. И почувствовали, что сильно проголодались. День прошел в хлопотах, все время ушло на какие-то дела. Они куда-то ходили, что-то приносили, за чем-то бегали, все складывали, приводили в порядок, и у них не было даже минутки, чтобы почувствовать голод. Зато теперь они до отвала наелись хлеба с козьим сыром и копченым мясом. Потом запили еду холодной ключевой водой.
В это время года темнело поздно. Но усталость в теле говорила, что день окончился и что пришла пора спать.
В темноте пещеры Рони спела для Бирка Волчью песнь, и, представьте, на этот раз получилось лучше. Но ей снова стало грустно, и она спросила Бирка:
— Как ты думаешь, о нас вспоминают в замке? Наши родители? А?
— По-моему, было бы странно, если бы не вспоминали, — ответил Бирк.
У Рони перехватило горло, и она помолчала, прежде чем смогла продолжить разговор:
— Быть может, им грустно?
Бирк подумал и сказал:
— Наверно, но только каждый грустит по-своему. Ундиса, конечно, грустит, но еще больше злится. А Борка места себе не находит от ярости, и все же печали в нем больше, чем злобы.
— Ловисе очень грустно, это я знаю, — сказала Рони.
— А Маттису? — спросил Бирк.
Рони долго молчала, потом сказала:
— Думаю, он рад, что я ушла. Легче будет меня забыть.
Ей хотелось верить в то, что она сказала. Но сердцем чувствовала, что это не так.
Ночью ей приснился Маттис. Он сидит на пеньке в густом лесу и так горько плачет, что от слез его образовался бочажок, на самом дне которого она сама, но маленькая, как в раннем детстве, играет шишками и камешками, которые он ей принес.
