она поглядела на Бирка и увидела, что он не разделяет ее радости. Вид у него был растерянный, во взгляде сквозило недоверие, и Рони не на шутку испугалась. Он ведь такой настойчивый и упрямый, а вдруг он не захочет спасти себя, вдруг он откажется идти с ними!
— Маттис, — сказала Рони, — я должна поговорить с Бирком без тебя.
— Без меня? — спросил Маттис. — Ну, ладно. Тогда я схожу в мою старую Медвежью пещеру, погляжу, как она теперь выглядит. Но давайте побыстрее, потому что нам пора идти домой!
— «Нам пора идти домой», — насмешливо повторил Бирк, как только Маттис ушел. — Интересно, куда это домой? Неужели он думает, что я готов стать у них мальчиком для битья! Да никогда в жизни!
— Мальчик для битья! Ну и глупый же ты, — сказала Рони и вдруг разозлилась, просто рассвирепела: — Ты предпочитаешь замерзнуть в Медвежьей пещере? Так? Да!
Бирк помолчал, а потом негромко сказал:
— Да, предпочитаю.
Рони была в отчаянии.
— Неужели ты не понимаешь, что нельзя так относиться к своей жизни… Свою жизнь нужно беречь! Если ты зазимуешь в Медвежьей пещере, то погубишь свою жизнь и мою!
— Что ты несешь? — воскликнул Бирк. — Твоя-то жизнь здесь при чем?
— А при том, баранья твоя башка, что я останусь с тобой, — закричала Рони вне себя от бешенства и отчаяния. — Захочешь ты этого или нет, все равно будет так!
Бирк долго молча глядел на нее.
— Ты понимаешь, что ты сейчас сказала, Рони?
— Понимаю. Ничто не может нас разлучить! И ты сам, чудак, это знаешь!
И тут Бирк улыбнулся. А улыбка у него была сияющая.
«Как он красив, когда улыбается!»— подумала Рони.
— Твою жизнь я не смогу оборвать, сестра моя. Все, что угодно, только не это! Я пойду за тобой, куда бы ты ни пошла. Даже если мне придется ради этого жить среди разбойников Маттиса, я готов это терпеть пока… пока не задохнусь там…
Они затоптали золу в очаге и увязали вещи. Ну что ж, пора идти. Расставаться с Медвежьей пещерой не хотелось. Но Рони шепнула Бирку на ухо, совсем тихо, чтобы Маттис не услышал и не расстраивался раньше времени:
— Весной мы сюда вернемся!
— Если будем живы, — улыбнулся Бирк. Он уже заранее этому радовался.
И Маттис тоже был очень рад. Он размашисто шагал по лесу далеко впереди детей и так громко и грозно пел, что весь табун диких коней умчался в испуге. Кроме Хитрюги и Дикаря. Они стояли рядком и, наверно, ждали, когда же они снова поскачут наперегонки.
— Нет, не сегодня, — сказала Рони и огладила Хитрюгу. — Но быть может, завтра или послезавтра, а потом каждый день, если не навалит много снега.
Бирк тоже похлопал своего Дикаря по шее.
— Да, мы вернемся, только вы дожидайтесь нас.
Они заметили, что шерстка у молодых жеребцов подросла. Скоро она станет еще длиннее и еще гуще и надежно защитит их от зимней стужи. Да, теперь можно было надеяться, что и Хитрюга, и Дикарь благополучно перезимуют и доживут до весеннего тепла.
Маттис шагал далеко впереди детей и все пел и пел. Рони и Бирк едва поспевали за ним. Дороге, казалось, конца не было, но вот они дошли до Волчьей Пасти. Тут Бирк остановился.
— Маттис, я должен сперва пойти в нашу башню и поглядеть, как там Ундиса и Борка, — сказал он. — Но я тебе очень благодарен, что ты разрешил мне приходить к вам и видеть Рони, когда мне захочется.
— Признаюсь, меня это не очень-то радует, но ты приходи, все-таки приходи… — Потом он рассмеялся. — А знаете, что говорит Лысый Пер? Этот глупый старик на самом деле считает, что фогт и его солдаты разделаются с нами поодиночке. Он сказал, что умнее всего было бы сейчас объединиться обеим шайкам, разбойникам Маттиса с разбойниками Борки. И подумать только, какие странные мысли приходят в голову старому хитрецу! — Маттис поглядел на Бирка с нескрываемым сочувствием: — Жаль только, что у тебя отец такой брехун, а то это можно было бы обдумать.
— Сам ты брехун! — дружелюбно воскликнул Бирк, а Маттис в ответ — подумайте только! — приветливо ему улыбнулся.
Бирк протянул Рони руку. И прежде, расставаясь у Волчьей Пасти, они всегда пожимали друг другу руки.
— Мы будем видеться каждый день, дочь разбойника! Да, сестра?
Рони кивнула:
— Каждый-каждый день, Бирк, сын Борки!
Когда Маттис и Рони вошли в каменный зал, там воцарилась мертвая тишина. Никто не осмелился даже заорать на радостях, потому что давно уже Маттис не терпел никакого веселья. И только Лысый Пер не сдержался и высоко подпрыгнул — так он был счастлив. Прыжок этот, правда, всех удивил — в его-то, так сказать, годы! — и к тому же он еще и громко икнул, но как раз это никого не смутило.
— Салют по случаю благополучного возвращения наследницы под отчий кров! — воскликнул он.
Маттис хохотал над этой шуткой так зычно и так долго, что все разбойники растрогались до слез — они были счастливы. Да, с того злополучного утра, когда Рони на глазах у всех перепрыгнула через пропасть на сторону Борки, они в первый раз услышали, как их атаман расхохотался, и поэтому дружно присоединились к нему.
О, как они принялись хохотать! До упаду! Они просто корчились от смеха! И Рони смеялась. А потом из хлева пришла Ловиса и снова в зале воцарилась тишина. Разве пристало смеяться, когда мать встречает свою дочь, вернувшуюся наконец в отчий дом после столь долгого отсутствия? И в эту трогательную минуту глаза у разбойников снова наполнились слезами.
— Знаешь что, Ловиса, — сказала Рони, — принеси-ка сюда большую лохань и погрей, пожалуйста, воду.
Ловиса кивнула.
— Вода уже греется.
— Вот это да! — воскликнула Рони. — Такая мать, как ты, обо всем подумает. А более грязного ребенка свет еще не видел.
— Еще бы! — сказала Ловиса.
Рони лежала в кровати, в тепле, она была и чисто вымыта, и сыта. Она съела целую буханку хлеба, испеченного Ловисой, и выпила большую крынку молока, а после этого Ловиса посадила ее в лохань с горячей водой и терла мочалкой докрасна. Теперь Рони лежала в своей старой кроватке и глядела в щель полога, как догорает огонь в камине. Все как прежде. Ловиса спела Волчью песнь, и пришло время сна. Рони очень устала, но у нее в голове еще бродили разные мысли.
«В Медвежьей пещере сейчас собачий холод, — думала она. — А у меня тепло разливается по всему телу… Разве не странно, что от такой малости чувствуешь себя счастливой?» Потом она подумала о Бирке: «Как он там поживает, как его встретили в башне Борки? Надеюсь, у него тепло тоже разливается по всему телу… — Рони закрыла глаза. — Завтра я спрошу его об этом».
В большом зале стало тихо. И вдруг раздался испуганный голос Маттиса:
— Рони!
— М-м… — промычала она сквозь сон.
— Я только хотел проверить, здесь ли ты, — сказал Маттис.
— А где же еще? — пробормотала Рони. И уснула.
17
Лес, который Рони так любила и в летней одежде, и в осенней, снова стал ей другом. А в последнее время в Медвежьей пещере он казался ей грозным и враждебным. Но теперь они с Бирком скакали верхом
