сунул ее в карман и направился к дверям, оставив почти нетронутым эль. Он широко зашагал по узким, петляющим улочкам Сент-Джайлса, перепрыгивая через сточные канавы и игнорируя призывные взгляды и назойливость проституток. По мере его продвижения на север здания становились больше и чище, неприкрытая бедность трущоб уступала место претензиям на социальный престиж. Здесь близко друг к другу располагались большие кирпичные дома, ступеньки были чисто подметены, перила покрашены, в темных окнах отражались уличные газовые фонари. В этих местах, конечно, тоже промышляли воры, но они держались в тени.
Пройдя еще несколько улиц, Брэндон свернул в переулок и прошел к заднему крыльцу дома с длинной верандой. Дверь на ночь была надежно заперта, и он не пытался открыть ее. Вместо этого он уперся в нее рукой, взобрался на невысокие перила крыльца и дотянулся до края окна. Из ножен, висевших на ремне, он достал нож и просунул лезвие под раму поднимающегося окна. Он поработал лезвием, сумел немного приподнять раму и просунул пальцы и образовавшуюся щель.
Один сильный толчок — и рама скользнула вверх. Ухватившись обеими руками за подоконник, он втянул себя внутрь дома. Коснувшись ногами пола, он насторожился, но было тихо — он уже научился проделывать этот трюк почти неслышно. Ни один звук не выдал его присутствия в доме, хотя это не имело особого значения и просто тешило его самолюбие. Хозяин оставлял окно открытым именно для того, чтобы Брэндон мог проникать в дом незаметно для слуг. Оглядевшись, он закрыл окно и отправился на поиски хозяина.
Полоска света под дверью кабинета свидетельствовала о том, что сэр Джеймс Питербери еще не спал. Брэндон помедлил, прислушался, потом мягко повернул ручку двери и вошел в комнату.
— Черт! Что такое? — с тревогой воскликнул хозяин дома, вскочил, но, разглядев вошедшего, узнал и тут же успокоился. — Вы здорово испугали меня, дружище!
— Прошу прощения, — сказал Алек Брэндон.
Он вынул из кармана записку, которую передал ему Фиппс, и выразительно поднял руку с ней.
— Вы знали?
Джеймс посмотрел на записку, потом на Алека.
— Вы имеете в виду смерть вашего брата? — Джеймс, надо отдать ему должное, всегда соображал быстро. — Да, знал. Я хотел, чтобы вам сразу же сообщили, но они отказались, сославшись на то, что у вас очень важное задание.
Алек сел в кресло и опустил голову.
— Брат умер несколько месяцев назад, и мне никто не сказал. — Он ничего бы не смог изменить, но они обязаны были сообщить. Он провел рукой по векам, чувствуя, как ком подступил к горлу. — К черту все. Мне должны были сказать.
Джеймс сел в другое кресло, ближе к камину, и обратился к Алеку:
— Мать писала, что это была затяжная болезнь, начавшаяся еще зимой. Никто не думал, что это так серьезно, но ему становилось все хуже и хуже. Вы же знаете, Фредерик никогда не отличался крепким здоровьем.
Питербери давно уже не жил по соседству с семейством Алека, но их матери продолжали дружить и часто писали друг другу.
Алек кивнул, пряча свои чувства. В последнее время ему было не до старшего брата, но Джеймс был прав. Фредерик действительно не был таким физически крепким, как Алек, зато он всегда был мудрее, на него можно было положиться, и, что всего важнее, он всегда был на месте.
Алек никогда не думал о том, что с Фредериком может что-то случиться.
А что остальное семейство?
Наши матушка и сестра в полном здравии, также как вдова Фредерика и его дети, — Джеймс откашлялся. — Насколько я понял, сейчас управляет поместьем ваш кузен. Похоже, что он считает себя наследником.
Алек знал, о чем думает Джеймс. Что кузен не может быть истинным наследником, если Алек жив. Но об этом знали всего несколько человек. Для остального мира Александр Брэндон Хейз — предатель, погибший в битве при Ватерлоо, и его тело гниет в неизвестной могиле. Он поклялся, что не вернется домой, пока не докажет свою невиновность, но до сего момента ни ему, ни Джеймсу этого сделать не удалось. Пять лет, Джеймс делал все, что было в его силах, чтобы установить, каким образом после Ватерлоо в вещах Брэндона оказались письма французского полковника унимающие Алека в измене. Но поскольку все считали Алека умершим, а он сам не хотел оказаться в положении обвиняемого в предательстве, Джеймсу приходилось действовать с величайшей осторожностью, но успеха он так и не добился. Алек стал тайным агентом, надеясь, что служба при министерстве внутренних дел облегчит его положение, но вот теперь ему, покрытому позором, придется вернуться домой — туда, где он не может прикрыться чужим именем.
Но раз Фредерика больше нет в живых, значит, автоматически главой семьи становится Алек. Джеймс стал бы утверждать, что это его обязанность, и она перевешивает все остальное. Возможно, так и есть, наверное, он должен позаботиться о матери и сестре, о вдове брата и его детях.
— Я возвращаюсь в Марстон, — пробормотал Алек. Лицо его друга засияло от удовлетворения.
— Я знал, что вы решитесь. Время пришло, а я обдумаю вашу ситуацию. Теперь Веллингтон стал главой картографической службы, в своем новом качестве он гораздо больше занят политикой, чем былыми сражениями.
Если мы добьемся, встречи с ним и ваш новый начальник замолвит за вас слово…
— Веллингтон, который заявил, что он сам застрелил бы меня, если бы добрые французы не сделали этого? — Алек покачал головой. — Я не могу идти к Веллингтону без доказательств моей невиновности.
Джеймс замолчал. Они оба знали, что крайне трудно будет раздобыть доказательства невиновности Алека в ближайшее время.
— Все равно это правильно, — продолжил Джеймс. — Я имею в виду возвращение домой.
Алек вздохнул, затем протянул смятую записку, полученную от Фиппса.
— У меня нет выбора.
Его друг взял записку и прочитал ее. Стаффорд посылал Брэндона в Марстон не столько из чувства сострадания в связи со смертью Фредерика, сколько для того, чтобы он отыскал пропавшего человека. Сержант Джордж Тернер отправился в Лондон, чтобы встретиться с полковником лордом Хейстингсом, заместителем начальника военно-торговой службы, да так и не вернулся в Марстон. Он отсутствовал уже почти четыре месяца, и его дочери обратились к Хейстингсу, который, в свою очередь, попросил Стаффорда разобраться в этом деле. Еще одно поручение для агента, специализирующегося на слежке, — самое заурядное. Только короткая приписка в самом низу: «С прискорбием сообщаю вам о смерти Фредерика Хейза минувшей весной» — свидетельствовала о том, что Стаффорд понимал, куда он отправляет Алека. Это тот самый город, где его сразу узнают, будут презирать и всячески оскорблять.
— Он жесткий человек, — прокомментировал Джеймс. — Кто этот сержант Тернер, которого вы должны найти?
— Представления не имею.
Как обычно, Стаффорд почти не давал ему никакой информации. Он часто вынуждал Алека действовать практически вслепую, рассчитывал на то, что тот сам быстро сориентируется на месте. А после того как Алек сообщал ему о том, как обстоят дела, Стаффорд уже мог эффективнее использовать других агентов. Алек привык к этому. Почти то же самое было и в армии. Он помогал провести разведку пути для передвижения войска Веллингтона через Испанию и Португалию. Неужели, думал Алек, он не заслужил, чтобы его хотя бы выслушали?
Хотел бы я знать, что сделал этот Тернер, — рассуждал Джеймс. — Хейстингс гордец. Не понимаю, зачем ему нужно было встречаться с простым сержантом.
Он тоже задумывался над этим, но Стаффорд был не прочь оказывать услуги влиятельным лицам, и Хейстингс был из их числа. Алека больше интересовало, почему Стаффорд выбрал именно его для выполнения этого задания. Нечего было и думать, чтобы представиться старымзнакомым, разыскивающим армейского друга, или служащим Челсийского инвалидного дома, в Марстоне, где его все знают в лицо. Ему придется возвращаться только под своим именем, а это многократно все усложнит.
Не важно, что он совершил и кто он такой на самом деле. По какой-то причине Хейстингс хочет его
