— Докажите это, — прошептала она. Он больше не улыбался.
— Я не должен…
Она притянула его за ворот рубашки и поцеловала, не дав ему сказать, что ей нужно идти спать. Он задохнулся и взял ее за талию, как будто собирался отстранить ее, но Крессида прижалась к его твердой груди, и его руки обхватили ее. Их тела сделались половинками целого, и он сдался.
Он провел руками по ее спине, еще крепче прижал к себе, а потом захватил конец косы и дернул. Крессида охнула, откинулась назад, а он стал нежно целовать ее шею. Голова у нее шла кругом. А он продолжал целовать ее и играл с ее волосами. Его пальцы теребили косу, пока она не рассыпалась — волосы беспорядочной массой упали ей на спину, и он сразу же запустил в них пальцы, бережно поддерживая ее голову у своего лица.
Вдруг он поднял ее и посадил на стол. Их пальцы переплелись — они оба принялись торопливо расстегивать ее платье, потом он спустил его с ее плеч. Он продолжал целовать нежный изгиб ее шеи, пока она не задрожала. Он лихорадочно расстегнул пуговички на ее ночной рубашке и рывком стянул тонкую ткань вниз до локтей. Потом он откинулся назад — она прищурилась, дрожа от возбужденная, и была так великолепна с этими распущенными волосами.
Он внимательно смотрел на нее и не мог оторвать взгляда. Ее кожа от прохладного воздуха и жара его взгляда покрылась пупырышками.
— Как вы прекрасны, — пробормотал он, проведя кончиками пальцев по ее ключице.
Крессида застонала, ее тело содрогнулось от этого нежнейшего прикосновения. Ей хотелось освободиться от сковывающей движения ткани, она пыталась высвободить руки, чтобы обнять его. Алек прижал ее ладони к столу.
— Подождите, — выдохнул он, наклоняясь, чтобы поцеловать ее в губы. — Немного подождите…
Раздетая до пояса, она остро ощущала свою наготу. Ей казалось, что с каждым вдохом ее кожа все больше натягивается, у нее мелькнула мысль, что при следующем прикосновении она просто может взорваться. Но он не прикасался к ней. Кисти его рук оставались лежать на ее руках, пригвождая Крессиду к месту. Потом он наклонился и опять стал ее целовать.
Крессида никогда не ощущала себя красивой. Слишком высокая, обыкновенная, волосы ни белокурые, ни каштановые, глаза странного светло-коричневого оттенка, порой бывают такими светлыми, что кажутся почти желтыми. Фигура у нее ни пышная, ни тоненькая, и ступни ног довольно крупные. Но когда Алек благоговейно склонял голову к ее плечу, она ощущала себя если не прекрасной, то желанной. Очень желанной. И это ощущение ей очень нравилось. От одного его взгляда, напряженного и томного от желания, по ее телу пробегала судорога возбуждения. Бабушка всегда твердила им с Калли, чтобы они не доверяли мужчинам, охваченным желанием, но это был не какой-то мужчина, это был Алек. Она чувствовала, что ею дорожат, что она в безопасности. С ним она чувствовала себя даже… да, красивой.
Внезапно он отпрянул от нее.
— О Боже, — прошептал он с раздражением и досадой. — Не на столе. — Почти с отчаянием он повернулся к ней. — Пойдемте наверх…
Сердце у Крессиды отчаянно колотилось — она не была уверена, что ноги будут держать ее. Но, взглянув на Алека, она поняла, какое необузданное желание охватило его, как ждет он ее реакции. Его коротко остриженные волосы встали торчком, когда она провела по ним рукой. Его грудь высоко вздымалась с каждым вздохом. Крессида чувствовала бушующую в его крови тяжелую смесь любви и вожделения.
— Я пойду с вами куда угодно, — шепнула она.
Его глаза горели. Он схватил ее руку и прижался губами к внутренней стороне запястья. Поцелуй был таким горячим, что глаза у нее стали закрываться. Потом он потянул ее со стола и прочь из комнаты.
Глава 24
Позже Крессида порадовалась, что все это происходило глубокой ночью. Держась за руки, они с Алеком почти бежали по дому. Их одежда была в беспорядке — было, на что посмотреть со стороны. Два раза Алек резко останавливался, притягивал ее к себе и впивался в нее голодным поцелуем. Когда, наконец, он, толкнув дверь своей спальни, пропустил ее внутрь, оба почти лишились дыхания.
Он выпустил ее руку и закрыл дверь.
— Вы уверены? — тихо спросил он. Голос его дрожал от напряжения.
Крессида только кивнула:
— Да.
Ключ в замке издал легкий щелчок. Отброшенный в сторону, он поблескивал в падающем от камина неясном свете, но Крессида уже не видела этого. Пока Алек намеренно неторопливо шел к ней, ее руки сжимались и разжимались. Она не двигалась с места, только смело смотрела ему в глаза.
Он дотронулся до ее щеки, нежно провел по линии подбородка. Крессида не пыталась унять дрожь, ей нравилось ощущать его руки на своем теле. Она через голову стянула платье и бросила его на пол. Дыхание вырывалось у него со свистом. Она потянула за рукав своей ночной рубашки, оголив плечо. Он провел пальцем по ее ключице, на его губах появилась озорная улыбка.
— Мне очень нравится быть соблазняемым, — прошептал он. Не успела Крессида покраснеть от своей развязности, как он запустил палец под вырез ее рубашки и спустил ее с плеч.
Под его взглядом ее соски набухли и стали твердыми. По коже побежали мурашки. Ей нестерпимо хотелось прикасаться к нему. Но Алек отступил назад, не сводя с нее глаз, сорвал с себя галстук, потом жилет и отшвырнул их в сторону. Крессида пожирала его глазами, ей хотелось кричать от нетерпения. Но когда он снова шагнул к ней, она отступила, качнув бедром, и ослепила его кокетливой улыбкой. Ей и в самом деле нравилось обольщать его. Ночная рубашка скользнула вниз до бедер, но она, подхватив ткань рукой, не давала ей сползти ниже. Он сделал еще один шаг к ней, но она опять отступила. Но сзади оказался столбик кровати, и Алек сделал рывок.
Они вместе опрокинулись на кровать. Крессида потянула рубашку Алека. Он наклонился и поцеловал ее за ухом. Рубашка вылезла из его штанов, и она просунула под нее руки, ощутив теплую и живую кожу с мощными мышцами. Краешком сознания она отмечала шрамы, которые видела раньше в библиотеке. Это был Алек, которого она любила, со шрамами или без них, и он слишком медлил.
Алек больше не мог сдерживаться. Он не знал, почему Крессида решила соблазнить его именно этой ночью, да и не хотел знать. Он был без ума от нее, с ее дерзостью, нежностью, добрыми глазами, с ее манерой задумчиво смотреть на него — один уголок рта приподнят вверх, голова наклонена, дразня его видом оголенной шеи. «Может быть, она уже задумывалась… об этом», — пришло ему в голову, когда он погрузил руки в шелковый водопад ее волос.
Долго размышлять ему не пришлось, потому что, когда она прижалась к нему и начала ласкать его руками, он почти потерял голову. Ему хотелось любить ее нежно, со всей деликатностью и утонченностью, хотя он готов был содрать ее проклятую ночную рубашку и наброситься на нее с необузданной первобытной страстью.
Он предполагал, что она не девственница, но не знал наверняка, поэтому нужно было действовать осторожно.
— Я хочу почувствовать вас внутри себя, — произнесла она гортанным шепотом, и он сразу налился силой, отбросив всякую мысль о том, чтобы остановиться. Ее руки двинулись вниз и обхватили его. Алеку пришлось задержать дыхание, чтобы немедленно не войти в нее. Пробормотав проклятие, он задрал ей рубашку. Она приподняла колени, и он смог ввести пальцы через влажные завитки волос между ее ногами прямо во влажный жар ее тела. Она выгнула шею, глаза у нее стали большими, и Алек потерялся в ощущениях.
Он сбросил туфли и освободился от брюк. Она села, через голову стянула с него рубашку и тут же оказалась в его объятиях. Теперь ее гладкая мягкая кожа касалась его тела. Он снова трогал ее, но она была уже влажной, приподнимала бедра и реагировала на движение его пальцев внутри ее.
«Пожалуйста», — молила она. Она лизнула кончик своего пальца и поводила рукой по своему
