Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб

силу роняет слова Валерка.

– Ты на себя посмотри, доходяга, – парирую я, смеясь. – Мы ведь дошли. Понимаешь, Валерка? Дошли.

Он останавливается и, тяжело дыша, смотрит в ту сторону, куда указывает рукой один из наших проводников. Мы видим знакомые очертания военного лагеря, родные цвета нашего камуфляжа и привычные силуэты отечественной военной техники. Наши!

Старший проводник приближается к нам и, прощаясь, пожимает нам руки. Его сухая, сильная ладонь словно генерирует силу и уверенность. Мы устало, но радостно улыбаемся, и наши проводники впервые за все время отвечают нам широкой белозубой улыбкой людей, честно и до конца исполнивших свой нелегкий долг. Как прекрасно, что они у нас были и что они провели нас через этот чертов Черный континент. Даже не через, а сквозь! Сколько же мы прошли, а точнее, сколько мы продрапали? Уму непостижимо! Я пытаюсь представить географическую карту и прочертить на ней подобие нашего маршрута. Получается с трудом. В голове крутится только одна мысль – мы дошли. И что бы нам потом ни предстояло пережить, сейчас это было лучшее, что могло с нами случиться.

На десятый день после возвращения в лагерь я попрощался с Валеркой: за мной прислали самолет, и высокие штабные чины услужливо сопроводили меня до аэродрома. Полет, еще полет, потом еще один полет, и вот наконец после четвертой пересадки я лечу в Москву. Родной город встретил меня дождем, больше похожим на слезы от безысходности и боли невозвратных потерь.

Шеренга

С Валеркой встретиться мне больше не довелось. Военная судьба в лице его начальства могла забросить его куда угодно и с какими угодно целями. Надеюсь, что он остался таким же сильным и честным человеком, каким я знал его тогда, в середине восьмидесятых.

Борису предстоял долгий и нелегкий путь восстановления. Он с честью преодолел все трудности и, что самое главное, сохранил разум и не озлобился. Мой друг детства оказался сильным и цельным человеком. Через несколько лет после нашего приключения он удачно женился, в его счастливой семье растут дети. Мы видимся очень редко. Обычно в те дни, которые означают что-то важное только для нас. Мы встречаемся практически в одном и том же месте. Мы почти не разговариваем во время этих встреч. Для нас важно просто увидеть и почувствовать друг друга, вернуться в то состояние, которое мы пережили много лет назад.

Мы молча пьем маленькими глотками крепкий сладкий кофе, сваренный в турке на горячем, слава богу, не африканском, песке, запивая его свежевыжатым соком лимона и грейпфрута. Эта гремучая смесь напоминает нам обо всем, что мы пережили. Я не спрашиваю, чем занимается Борис сейчас. Он тоже не задает мне подобных вопросов. Это совершенно не важно. Важно, что мы есть и что мы не забываем о тех событиях, которые через четверть века остаются в нашей памяти такими же значимыми для нас, такими же живыми, как и тогда. Встреча заканчивается так же скромно и просто, как и началась. Мы молча встаем и, глядя друг другу в глаза, крепко пожимаем руки. В этом рукопожатии и взгляде заключается все, и даже больше того, что мы могли бы сказать словами.

И только ком предательски подкатывает к горлу да сердце немного щемит каждый раз… Память не дремлет…

Гимн специальных частей

Когда идешь ты с группой на свинец,
Идешь, как взгляд сквозь прорезь капюшона,
И может, жизни настает конец,
А может, выход в сказку про шпиона.
Есть только взгляд и то тепло ствола,
Который в руки врос твои давно,
Есть только друг и песня от стола,
Прервать которую и смерти не дано.
И не дано нарушить этот строй,
Хотя друзей немало убивало,
Но каждый павший словно бы живой,
А память возвращает вновь к началу…
Мы долго не видали матерей,
И никогда всей правды не расскажем,
Ведь правду всю раскроют для людей
Тогда, когда в сырую землю ляжем.
Нас мало было в первом том ряду,
Мы часто выходили брат за брата,
Но взгляд я никогда не отведу,
Ведь будет за погибшего расплата…
Когда идешь один ты на свинец,
Шанель, Карден, за поясом Чезетка,
Не может жизни наступить конец,
Хотя цветы кладут на камень редко…
Спецчасти – это чудо света,
Разведаем, пробьемся, победим,
На все вопросы знать хотим ответы
И в бой всегда уходим незаметно,
Но Родины своей не предадим…

Дорога

Машина, казалось, замерла на одной из трасс, параллельной второму автобану Австрии, хотя стрелка спидометра показывала сто двадцать километров в час. Автомобили неспешно нагоняли мою машину и, подержавшись за нами пару минут, молниеносно обходили и скрывались за ближайшим поворотом. Нас было в машине трое. Музыка изливалась из динамиков в салон. Мы просто наслаждались кусочком спокойствия, вырвавшись из стремительного потока повседневности. Моросил мелкий дождь, но от этого настроение не становилось хуже. Мы просто смотрели по сторонам, восхищались красотой очередной вершины в этой стране бесконечных гор и замков, не случайно названной Бургенланд.

Мелодия очередной песни задела что-то внутри, и поток ассоциаций внезапно унес в прошлое на полтора десятка лет назад.

…Нас было в машине трое. Кондиционер спасал от нестерпимого зноя, хотя в любой момент грозил подарить что угодно в ряду от банального насморка до классического воспаления легких или жуткой болезни легионера. Легкий белый костюм не только гармонировал с белым цветом «мерседеса» и хоть чуть-чуть отражал натиск солнечных лучей, но и позволял воздуху циркулировать, проникая через свою льняную ткань.

От этого на душе становилось чуть легче и приятнее. Толстяк Мишель устало сидел рядом со мной и отчаянно пытался направить на себя струи холодного воздуха, совершенно бессильные против его кожаной куртки. Несмотря на жару и пот, обсыпавший его лоб, он категорически отказывался ее снимать. Я перестал уговаривать его расчехлить свое упитанное тело и только изредка бросал беглый взгляд на этого добряка с манерами комика.

Сзади, как обычно, дремал Джеймс, полулежавший на сиденье по диагонали. Каждые тридцать – сорок километров он просыпался, доставал свою заветную бездонную фляжку и, традиционно предложив ее нам и получив столь же традиционный отказ, делал один дозированно маленький глоток виски. Виски Джеймс пил, никогда не разбавляя и всегда стандартными глотками. Погода, политика, настроение, война, время суток и иные катаклизмы никак не влияли на этот процесс. Его состояние можно было определить девизом: «Социально – полупьян, профессионально – полутрезв». Короче, свои «наркомовские сто грамм» он доблестно принимал на грудь ежедневно в тройном размере, не считая дополнительных доз за завтраком, обедом и ужином. Мужик был почти вдвое старше меня и Мишеля и принадлежал к породе вечных сержантов, чем, кстати, сам очень гордился. Но, имея этого вечного наемника у себя в тылу с его неизменной М-14 на коленях, я чувствовал себя более спокойно.

Первое время Мишель пытался отстаивать преимущества своей М-16 перед старушкой М-14 Джеймса, но тот со свойственной американцам прагматичностью упорно опровергал все доводы француза. А когда он достал и примкнул к винтовке уродливую батарею из трех соединенных скотчем обойм с увеличенным запасом патронов, Мишель виновато улыбнулся, попросил у дяди прощения и, поставив оружие между коленей, примирительно вздохнул.

Моя скромная безгильзовая Г-11 германского производства с четырьмя запасными магазинами по пятьдесят пуль в каждом в дискуссии не участвовала, а мирно дремала в чехле рядом со мной, по-видимому все уже окончательно решив для себя.

Мы ехали уже несколько часов по совершенно безлюдному шоссе. Ситуация напоминала школьную задачку для пятого класса, когда нужно было проехать от точки А к точке Б. Но ни время в пути, ни даже сама возможность осуществить подобную автопрогулку не поддавались измерению. Так сказать, классическая задача с неизвестными. Для нас крайне важным было решить задачу в один прием и, самое главное, без осадка в виде непредвиденных обстоятельств.

Продумывая «операцию по убеганию», мы старались отработать все возможные варианты и шансы на успех каждого из них. Конечно, можно было собрать кулак из всех свободных на