силами и тянет спящих мальчиков к лошадям, стараясь, чтобы мы видели только их ноги.
Очень быстро, очень хитро, очень убедительно!
Когда Ясон все понял, сердце его застучало, как барабан на боевой галере во время сражения.
Весь день мы преследовали Медею. Ее колесница из дуба и лозы быстро мчалась по холмам, колеса крутились не столько благодаря силе коней, сколько благодаря ее воле. В какой-то момент ей удалось ускользнуть от погони. Мы вдруг обнаружили, что гонимся только за ее стражниками и пустой колесницей, а возничий переодет в женское платье. Медея скрылась, а с ней Кретант и мальчики. В маленькой бухточке их ждал корабль, который направился на восток, на территорию, враждебную Иолку.
Странно, я должен был видеть это с холма у моря, но, вероятно, не понял, что вижу. А Скоген выудил эту сцену из той путаницы, что была у меня в голове, и сейчас показал в своем поющем лесу.
Это была галера на восемь весел, гребцы энергично гребли. Свернутый парус был черным с золотом — цвета Медеи. Теперь ей не нужно было прятаться — она была в безопасности. У галеры была низкая корма и низкая посадка, она быстро продвигалась в открытое море, на восток, к острову Родос скорее всего, а может быть, к Трое. Медея горько плакала на палубе, она обнимала сыновей, которые к этому времени проснулись. Мальчики жаловались, потирая свежие порезы на шее, и не понимали, что их мать прощается с той жизнью, которую успела полюбить и любила, пока Ясон не предал ее любовь. В душе она уже стала вдовой, оставив мужа мучиться от отчаяния из-за ее зловещей мести. Ясон заплатил за свое предательство сполна, а Медея обрекла себя и сыновей на жизнь в изгнании.
Лес наполнился криком разъяренного мужчины.
— Это правда? — обратился ко мне Ясон. — Это правда? Или еще одна хитрая уловка?
— Все, что ты видел, — правда, — подтвердил я тихим голосом.
Тогда Ясон запрокинул голову и завыл, глядя на тускнеющие звезды.
— Столько лет потрачено впустую! Столько лет скорби! Я должен был отыскать ее. Я слишком рано прекратил преследование — нужно было поймать ее!
Ясон рыдал от ярости и разочарования. Он посмотрел на меня с упреком, словно я был во всем виноват.
— Столько лет потрачены зря, Антиох! А я мог бы жить с моими сыновьями! Пусть будет проклята та богиня, что не сказала мне! — выкрикивал он.
Ясон покинул лесное святилище с этим проклятием на устах.
Я оставался, пока не закончился ритуал, а потом поехал назад к озеру в сопровождении Юхана и непривычно притихшей Ниив.
— Где он? — спросил я Урту, когда мы вернулись в лагерь.
Он показал в сторону озера, и я увидел Ясона, стоящего на растрескавшемся льду у носа мертвого Арго. Его руки были воздеты вверх, словно он звал корабль обратно. Лед таял очень быстро, его поверхность сверкала в лучах восхода. Ледяная тишь уступала место журчанию воды. Лед скрипел и трещал, сдавая свои позиции.
Позже Ясон пришел в палатку к Урте. Я ужинал. Рядом со мной сидела молчаливая, задумчивая Ниив и смотрела на огонь. Ясон спросил разрешения войти, Урта пригласил его. Ясон подстриг свою косматую бороду, а длинные волосы сплел в косичку, которая доходила почти до пояса. Он нашел пару красных брюк, узких в бедрах и не доходящих до колен, а также пару серых меховых сапог. На нем по-прежнему была накидка из овчины, которую он носил все последние годы жизни в Иолке.
Ясон посмотрел на меня грустными глазами, присел на корточки и стал греть ладони над огнем.
— Корабль умер. Арго умер. Богиня покинула его.
— Я знаю. Усилие, которое понадобилось ему для подъема, было слишком тяжело для него.
— Я забираю назад слова, которые говорил в лесу, Антиох. Все! Возможно, Медея ослепила богиню так же, как она ослепила нас.
— Вполне может быть.
— Но корабль еще может пригодиться. Когда лед растает, мы подтянем Арго к берегу и отремонтируем его. Если мы сумеем найти подходящий ствол дуба в этой жалкой стране и сделаем новый киль, возможно, нам удастся вернуть богиню.
— Очень неплохая мысль, — ответил я.
— Да, неплохая. Но если у нас не получится, придется возвращаться без корабля.
Мне уже приходило в голову, что Арго можно отремонтировать под покровительством какой-нибудь местной богини, пусть варварской и непредсказуемой. Я не стал сразу открывать свои мысли, потому что Ясон наблюдал за мной и морщина между его бровей стала еще глубже.
— Как ты узнал? — наконец спросил он. — Как ты узнал про Киноса и Тезокора?1[3]
Я сказал ему, что узнал только про Тезокора, Маленького Быкоборца, как звал его Ясон за безрассудную смелость. А про второго сына, Киноса, Маленького Сновидца, до меня лишь доходили слухи.
— Тезокор. Он, должно быть, уже взрослый сейчас, — задумчиво сказал Ясон.
— Сейчас он носит другое имя.
— Имена ничего не значат. Ты видел его? Он похож на меня?
Я боялся этого вопроса. И не из-за того, что произошло с его любимыми сыновьями, а оттого, что Ясону предстояло узнать о самом себе.
Я узнал про Тезокора, когда наткнулся на оракула и услышал, какие вопросы сын задает о своем отце.
Глава пятая
В МАКЕДОНИИ
С того места, где я сидел, а сидел я в тени дуба на городской площади, я видел вход в святилище оракула.
Я находился в городе уже восемь дней и ждал сигнала бронзового рога с крутых склонов холма над белокаменным македонским городом. Предсказательница пользовалась покровительством бога Посейдона, сама она была капризной и ненадежной, поговаривали, что она — тень самой Персефоны, той, что бродит по мрачным закоулкам царства Аида. Ни один земной медиум не мог быть проводником голоса Персефоны. Голос раздавался прямо из пещеры, куда Персефона, если на то была ее воля, поднималась из мрака подземного царства. Ее имя никогда не произносили вслух, никогда не обращались к ней напрямую, она была для людей «Дуновением Времени». Она появлялась в пещерах и исчезала, как легкий ветерок в жаркий летний день.
Я слышал, что некоторые посетители ждали по году и больше, чтобы поговорить с ней, поэтому решил в любом случае двинуться в путь через день-два. Особой нужды увидеть богиню у меня не было, а причиной моего прихода сюда было простое любопытство. У меня было достаточно времени, чтобы побывать во всех самых странных местах в мире, о которых мне доводилось услышать.
Городок был небольшой, но довольно людный — здесь я встречал римлян, македонцев, этрусков, карфагенян, скифов и иллирийцев, большинство из них разбили лагерь за городскими стенами и праздно бродили по городу в поисках вина, оливок и жирной баранины, которая готовилась в глиняных печах весь день напролет. Приезжие скучали от безделья, раздражались по любому поводу и всегда были готовы к ссоре. Хорошо еще, что было достаточно миролюбиво местное население.
Недалеко от того места, где я уже много часов сидел, погруженный в свои думы, под тремя сплетенными между собой оливами расположилась группка довольно нервных особ.
Их было шестеро. Они были чем-то раздражены, подозрительны и готовы дать отпор любому. Я сразу понял, кто они такие, греки называют их кельтами, это воинственный народ из северных стран, таких как Герциния, Гиперборея, Галлия. Для местных жителей, особенно для римлян, они были варварами. Я знал их лучше, эти племена не раз встречались мне на жизненном пути. Я знал, что еще они славятся своей справедливостью, рыцарским поведением и беспрекословным подчинением законам и правилам. Они были
