потрескавшимся от мороза лицом. Ему здесь совсем не место. Когда я позвал его по имени, факелы вокруг него весело мигнули. Мне было не до веселья, я все вспомнил.
Еще одно лицо показалось мне знакомым, когда я вгляделся в его черты. Еще один «друг» моей молодости, но не такой грубый.
— Так-так, Синизало. Ты любила лазить по деревьям. А теперь сама стала одним из них. Ты любила разыгрывать меня, а потом удирала со скоростью ветра. А теперь ты вросла корнями в землю.
Синизало была вечным ребенком. Я тоже был таким «синизало». Все на свете существа какое-то время бывают «синизало». С годами эта способность быть ребенком утрачивается. Но в некоторых из нас продолжает жить забавный резвый детеныш, которого можно вызывать по желанию. Вечный ребенок. Пример перед нами, пять тысяч лет, память, вырезанная из березы.
— Синизало, — прошептал я с чувством и послал ей воздушный поцелуй.
Выражение лица громадной статуи не изменилось, но большие темные птицы вдруг поднялись со своих гнезд и закружились над головами изваяний.
Я так давно не сталкивался с этими существами, что почти забыл их всех. Зато помню, что всякий раз, когда я видел их в камне, дереве или кости, в виде маски или на цветных рисунках на стенах пещер, всякий раз, когда наши дороги пересекались, моя жизнь менялась. К худшему. У меня создавалось ощущение, что эти десять знакомцев наблюдают за мной, появляясь как непрошеные вестники перемен в моей жизни. Нельзя сказать, что мне нравилось пробираться через эту ледяную пустошь, горы и лес, но я пришел сюда по личному делу и надеялся на перемены к лучшему.
Нет, созерцать эти уродливые, ухмыляющиеся тотемы — небольшое удовольствие. Кости ныли. Имена других — кроме Скогена и Синизало — никак не удавалось вспомнить. Я, конечно, понял, что это живые сущности и что они выследили меня с какой-то тайной целью. Интересно, заметили ли они мое замешательство и нежелание вспоминать?
— Послушайте! — крикнул я им. — Я знаю двоих из вас. Возможно, я знаю вас всех, только не могу вспомнить. Я — друг. Я следую предначертанным мне путем. Это уже мой сотый поход. Хотя кто считал? Да, я бывал здесь уже сто раз. И сейчас мне нужно пройти. Будьте добры, позовите тех, кто поставил вас здесь. Я хочу поговорить с ними. Мне нужно, чтобы ворота открылись!
Потом я уснул и проспал долго — так я вымотался. Меня разбудили вороны. Я был окружен стеной светящихся факелов, которые держали в руках люди верхом на оленях. Один из седоков спешился и смотрел на меня, стоя на каком-то возвышении за колючей изгородью. Я заметил, что их было пятеро, все были закутаны в богато украшенные меховые шубы и шапки и поэтому казались огромными рядом с оленями. Рога животных заиндевели, спины были покрыты яркими попонами с капюшонами, из-под которых вырывались клубы пара.
Человек, который разглядывал меня, спросил, кто я такой. Я видел только его глаза, лицо было закрыто. Я ответил на его диалекте, что я молодой воин, который уже проходил здесь полторы сотни лет назад и сражался вместе с их героическим предком Лемкайноном против Куллааво в медвежьей шкуре, мрачного духа этих мест.
— Ты сражался с Лемкайноном? Против чудовища?
— Да.
— Ничего у вас не вышло. Куллааво по-прежнему обитает в лесу.
— Мы попытались.
Я назвал ему имя, которое носил в прошлый свой приезд, и напомнил, что время моего возвращения было предсказано, и это как раз сейчас. Незнакомец холодно посмотрел на меня и сказал:
— Если это правда, то ты — чародей. Некоторые из них живут так долго, что их плоть отделяется от костей. И даже тогда их кости могут передвигаться. Ты чародей?
— Да. Пропусти меня.
Он еще пристальней посмотрел на меня. Быть может, он плохо видел в темноте.
— В скольких птицах ты летал?
Я понял, что он хочет знать мой возраст. Народ Похйолы измерял возраст шаманов количеством птиц — духов, в которых они вселялись во время транса, примерно одна птица в десять лет.
— В двух.
— Только в двух? Но ты же сказал, что был в этих местах пять поколений назад?
— Я использую только двух — так я быстрее перемещаюсь. Чем моложе, тем лучше.
— Больше птиц — больше знаний. Чем старше, тем мудрее.
— В принципе, да. Но чем меньше птиц, тем больше желаний. И энергии. Это же очевидно!
Я помню времена, когда Похйола еще не поднялась из ледника. Но все равно я летал только с двумя птицами — соколом и вороном, кстати, я довольно давно их не видел. Я не очень люблю их общество — для меня важнее сохранить молодость. Хотя бы на какое-то время.
Мой собеседник призадумался, потом спросил, что я делаю в Похйоле.
— Хочу искупаться в Кричащем Озере, — ответил я.
Он удивился:
— Ужасное место. В нем утонуло больше людей, чем отыщется во всей стране Калевалы. Зачем тебе это понадобилось?
— Я ищу затонувший корабль.
— На дне озера сотни кораблей, — возразил страж. — Водяной выстроил себе дворец из корабельных останков и костей утопленников. Недоброе место.
— Ни один водяной не коснется того корабля, который ищу я.
Мой собеседник за колючей изгородью теребил свой нос, размышляя над смыслом сказанного мной.
— Не думаю. Енааки жаден. Все равно лед на озере толщиной в человеческий рост. Даже войтази не смогут его проломить.
Войтази — водяные демоны, которые ловят людей на берегу и утаскивают на дно. Люди Похйолы боялись их.
— Я знаю, как справиться с ними.
Северянин рассмеялся:
— Любой может спуститься в озеро — пробить лед не проблема. На дне озера покоится немало заклинателей, которые колдовали с помощью песен, трещоток и барабанов, им удалось попасть туда. Но лед сомкнется над твоей головой. Как ты выберешься?
— А что, если я знаю? — самонадеянно заявил я.
— Значит, это твоя тайна, — парировал хозяин этих мест. — Если хочешь, чтобы мы тебя пропустили, ты должен открыть ее нам.
Я думал, что он шутит, и рассмеялся, но быстро понял, что он говорит совершенно серьезно. Насколько я помню, люди Похйолы обожали магические заклинания и торговали ими, как греки торгуют оливками и сыром.
Этот человек начал раздражать меня. Стало ясно, что они просто так не пропустят какого-то моложавого, длиннобородого, хвастливого, упрямого и зловонного незнакомца. Сначала нужно поторговаться. Я подозревал, что он невысокого мнения о самих чародеях — для него все они были просто заклинателями, использующими песни, трещотки и барабаны, — поэтому я рискнул предположить, что он обожает колдовские штучки, которые в их стране назывались седьями.
— Я не стану раскрывать подобную тайну, и ты это прекрасно знаешь. Но у меня есть на продажу талисманы и средство от зимней стужи, я могу их показать. Пропусти меня. Я должен попасть к озеру.
— У тебя есть средство от зимней стужи?
И мужчины, и женщины, и дети, и даже волки в этих пустынных землях, где зима длится полгода, мечтают избавиться от страданий, которые причиняет мороз, пробирающий до костей. Я давно обнаружил, что лучшее средство от стужи — вера в то, что такое средство есть.
Северянин соскребал лед со своего носа.
— А зачем тебе корабль?
От раздражения и нетерпения я сказал ему больше, чем следовало.
— По-моему, я знаю название этого корабля. Когда-то я плавал с его капитаном. Он все еще на борту. Хочу положить цветы на его могилу.