него, потому что он обещал папе пост благочинного.[3]
– Они продали вас ему.
Грейс бросила на него смятенный взгляд.
– Нет, все было не так плохо. Это был просто брак по расчету, как любой другой. Когда это случилось, я была очень счастлива. Родители выбрали мне прекрасного мужа. – Ее бедной сестре совсем не повезло с непутевым мужем, который даже не пытался преуспеть на их ферме.
– М не кажется, что, выдав вас за мужчину вдвое старше вас, ваши родители выиграли от этого больше, чем вы. Надеюсь, они по достоинству оценили вашу жертву.
– Это не было жертвой, уверяю вас. Я переехала из маленького, тесного дома викария в величественную официальную резиденцию епископа Лондона, а потом в наш частный дом на Портленд- плейс, который добрый епископ завещал мне. Я жила в богатстве и комфорте, о которых и мечтать не могла. Это не было жертвой.
Но вначале было ужасно неуютно. Грейс невероятно стеснялась своего низкого происхождения, когда епископ привез ее в свою официальную резиденцию в Лондоне в Олд-Динери, огромный, богато украшенный дом, кишащий слугами в красивых ливреях и священниками в черном, готовыми сделать все, о чем попросит епископ. Она чувствовала себя совершенно не к месту и была абсолютно не готова к своей роли. Но муж все понял и научил ее всему – как вести себя, как, что и кому говорить. Даже как вести себя с ним наедине. Всему. Грейс была способной ученицей. Она стала идеальной женой епископа.
И до последнего времени была идеальной вдовой епископа.
– Ваши родители все еще живы, – спросил Рочдейл, – и пожинают плоды вашего брака?
– Да, они живы и здоровы, они в Девоне. Мои сестра и брат тоже живут в Девоне.
– Вы видитесь с ними?
– Нечасто. Никто из них никогда не приезжает в Лондон, а у меня редко выдается время поехать в Девон. Но мы все обожаем писать письма. Я каждую неделю получаю длинные письма как минимум от одного из них со всеми новостями из деревни и еженедельно пишу им обо всех новостях Лондона.
Почти все письма из Девона содержали завуалированные просьбы о деньгах, особенно от ее сестры Фелисити, у которой было семеро детей и которая решила, что раз у Грейс детей нет – чем она никогда не забывала уколоть ее, – она должна поддерживать своих племянников и племянниц. Брату Грейс, Томасу, тоже время от времени требовалась помощь, и даже мать время от времени намекала, что было бы весьма желательно пожертвование в епархию отца. Грейс уже привыкла думать о семье Ньюбери как о втором благотворительном фонде.
– Не знаю, – сказал Рочдейл, – как вам удается успевать все это, моя дорогая. Ваш благотворительный фонд и все эти балы, управление Марлоу-Хаусом, многочисленные письма. Это поражает воображение. А вот и «Красный лев». – Он подал знак форейторам свернуть во двор гостиницы. – Здесь мы поменяем лошадей и останемся на ленч. Вы, должно быть, так же умираете от голода, как и я.
Грейс вдруг осознала, что они меняют лошадей уже в третий раз и едут почти четыре часа. Он так занимал ее разговором, что она потеряла счет времени. Неужели до этого ипподрома нужно так долго ехать? Мурашки беспокойства побежали по спине, когда она задала себе вопрос, что же задумал Рочдейл.
Он раздобыл для них отдельную гостиную и заказал еду и напитки. Чай для нее, портер для него. Грейс подошла к окну и выглянула, чтобы понять, где они находятся. Во время поездки она едва ли обращала внимание на окружающий пейзаж. Гостиница стояла на возвышенности над причалом, который выдавался в реку. На холме неподалеку виднелись руины старого замка.
– Где мы? – спросила она.
– Это Хокерилл. На самой границе Эссекса и Хартфордшира.
– Ипподром уже недалеко?
Рочдейл покачал головой:
– Еще нет. Нам нужно еще немного проехать.
Грейс пристально посмотрела на него, в его глазах промелькнуло что-то, встревожившее ее. Что это было, вина? Стыд?
– Джон, куда конкретно мы едем?
Он не мог больше смотреть ей в глаза и, опустив взгляд, стал старательно стряхивать несуществующую соринку со своего рукава.
– На ипподром, который находится немного к северу отсюда.
– Насколько далеко на север?
Он пожал плечами:
– Ну, не очень далеко.
– Джон. Посмотрите на меня.
Он посмотрел. Его лоб был нахмурен, и глаза, несомненно, смотрели виновато.
– Скажите мне, куда мы едем.
Он вздохнул, но продолжал смотреть ей в глаза.
– В Ньюмаркет.
– Господи! – Ей следовало бы догадаться. В Ньюмаркете, насколько она знала, проводились самые важные скачки. И он находился не менее чем в шестидесяти милях от Лондона. – Мы же не доберемся до Ныомаркета к сегодняшним скачкам.
